Зиновий Фазин - Последний рубеж

«Танков уже подбито на нашем плацдарме целых два! Наши механики называют их «Рикардо». Бойцы ходят около, смотрят, что за «Таньки»?

— В прорези, — говорят, — надо метить.

Подбила эти танки наша артиллерия. Зеленые с виду, как жабы, и грохочут дюже. Всё! Отгрохотались, гады! Механики их сейчас в тыл к нам тащат на изучение и возможный ремонт. Антанту клянем на все корки. А с поляками все-таки, говорят, мир скоро будет».

«Погиб начдив 15-й нашей дивизии Петр Солодухин. Был бой, и в том бою он пал смертью героя. Хоронили его с речами и музыкой в самом Петрограде, на Марсовом поле. Из нашей дивизии был один в делегации, и все нам после доложил на митинге. Очень, говорит, торжественно было на этом поле. Много там похоронено жертв революции. А я слушала и думала: наша Таврия тоже становится вроде того Марсова поля. Скольких мы тут хороним что ни день! Прямо в степи, на плацдарме, где все и так перекопано, перерыто, ой! Не простить этого белым никогда. Как тут будешь добренькой и где красота жизни, если такое творится? А потом приходят мысли вроде Катиных: он, Солодухин-то, ведь за все красивое погиб! За голодающих питерских ребятишек тоже. И сам красиво погиб, по-геройски. Да, тут есть про что думать и взвешивать на весах истории, как наш комиссар говорит…»

«А куда все-таки девался Прохоров? Ничего не дает знать о себе. Может, Катя видится с ним где-то?

Где же? Ой, сердце болит!..»

«Вчера у нас раздавали газету «Известия» — по одной на каждый взвод. Почитали ребята, потом хотели раскурить газету, я не дала.

Запишу, на что комиссар особенно обращал наше внимание при читке.

В газете этой есть такие «Впечатления очевидца», перепишу их здесь.

«Положение в Крыму.

В Крыму все стонут под властью черного барона, рабочие и крестьяне на мобилизации не ходят, а если приходят, то с дороги убегают или к красным, или в лес, или же живут, скрываясь по деревням. Отношение остальных классов населения к власти Врангеля тоже недоверчивое.

Царит уверенность, что рано или поздно, по всем придется идти работать к Советской власти, поэтому многие рвутся в Россию заниматься но своей специальности, но боязнь репрессий заставляет их заниматься чем угодно, лишь бы не умереть с голоду. Все занимаются только покупкой и перепродажей всего, особенно валюты… Вообще жизнь в Крыму странная. Во всем чувствуется, что все это временное, недолговечное. Очень популярны сатирические стихи «Сон Врангеля». За чтение их преследуют».

Тут Саша позволила себе сделать такое примечание к впечатлениям неизвестного очевидца (его подписи не было):

«Все правильно, сама видела ужас этот, и пришлось по указанию комиссара нашего полка на читке и беседе мне лично выступить и подтвердить. Комиссар потом сказал: «Товарищ Дударь-Орлик хорошо выступает, надо это учесть».

Затем в тетради идет продолжение заметок очевидца:

«Армия у Врангеля не столь многочисленна, лучшая часть — Донской корпус. Из остальных офицерских частей можно назвать несколько полков приличными, а большая часть старается попасть в тыл, где можно спекулировать и гулять. Военные же, состоящие в чинах полковников или генералов, особенно в тылу, все спекулянты. Что касается иностранцев, то они ведут себя вызывающе, особенно англичане, которые попросту хулиганят. Нередки столкновения между ними и врангелевскими военными. Дело часто доходит до драки на улице».

В конце Саша опять не удержалась и дописала за очевидца:

«А еще тут надо было бы добавить про тот ужас, какой я сама видела, как в одной хате белоказаки вешали нашего коммуниста. Не забыть мне вовек, даже если доживу до глубокой старости. И не забыть также той бедной Анечки, которую бандиты зарубили в степи в июне месяце при нашем отступлении. Вот про все это я как раз и говорила по просьбе комиссара на читке-беседе».

Далее Саша записала:

«Как прослушали наши ребята эту беседу-читку про Крым и про все то, что я рассказала, и стали тут многие горячиться и говорить: «Чего же мы на плацдарме застряли, а не идем дальше, к Перекопу? Надо скорее с Врангелем кончать!» А комиссар сказал: «Собираются, ребята, силы в один кулак, а как соберется все в один кулак, тогда и грохнем и кончим все сразу!..»

«Ой, Катенька, ну и новость у меня! Как вернешься и прочтешь, то ахнешь.

Вдруг вчера вечером приносят мне прямо в землянку толстую книгу «Война и мир», про которую ты мне говорила раз, помнишь? Это когда я вернулась из белого тыла. Так вот: дают мне эту книгу и говорят: «Это тебе от Блюхера, по просьбе Кати твоей». Наш один фельдшер был в штабе дивизии, через него все это мне и передали с книгой.

Стала я искать то место, где про князя Андрея описано, как он в небо глядел и о жизни думал, когда был ранен. Пока еще то место не нашла, но зато другие места почитала. Вот помнишь, ты про Наташу Ростову говорила, и уже я теперь ее понимаю, как хорошо чувствую каждое ее переживание и настроение души.

И знаешь, Катенька, начинаю думать, что в жизни главное — это, я бы сказала, красная ленточка. Все в жизни бывает, но без красной ленточки нельзя обходиться никак. Вот у Наташи Ростовой она, ленточка эта, через всю молодость и чувства проходит. Не знаю, так ли я поняла и будешь ли ты согласна, когда вернешься и будем про это по-серьезному говорить.

Радость в жизни должна быть, и часто она самая простая — человека хорошего любить, с природой дружить и пользоваться от нее, как бы в усладу души…»

Это надо себе только представить: лежит Саша в землянке санроты и при свете каганца или фонаря, в котором горит сальная свечка, читает Толстого. Днем не до того Саше, работы хватает, даже если на передовой тихо, а вечером не оторвешь девушку от книги, пока не заглянет кто из начальства и не цыкнет:

— А ну, ты, Орлиха! Чего свет не гасишь?

Саша нехотя задует огонь, а потом лежит и думает.

Но судьба уже готовила новую перемену в ее жизни.

Вот подтверждающая это запись Саши:

«Ой! Помру я, кажется, от той новости, с какой пришел ко мне сегодня утром наш комиссар. «Приказ тебе, говорит, немедленно собираться в Москву. На съезд комсомола поедешь. Делегатом будешь от Крыма и Таврии. Как вернешься, потом нам обо всем расскажешь на митинге. Давай собирайся!»

«Не хочу ехать, воюю с комиссаром, а он: «Без разговоров. Не я один тебя наметил, это указание из вышестоящих органов. По дороге тебе еще в Харьков заезжать. Давай, давай!..»

Саша — делегат съезда. — О чем она думала по дороге в Москву. — Воспоминания о красной ленточке. — Встреча с Фрунзе. — Командюж рассказывает о текущем моменте. — Что сближает князя Андрея и Михаила Фрунзе. — Добровольцы уходят на фронт.