Петр Петров - Балакирев

Долго ходил секретарь по каморе и вдруг собрался и вышел, приказав протоколисту не выходить и составить экстракт из протокола.

Прежде всего приехал секретарь к начальнику своему генералу Ушакову [149] …генералу Ушакову… — Ушаков Андрей Иванович (1672–1747) — выходец из бедного дворянского рода. Пётр I возвёл его в звание тайного фискала (1714) и поручил наблюдать за постройкой корабля. В 1730 году он стал сенатором, а в 1731-начальником Тайной розыскных дел канцелярии. В 1744 году ему было пожаловано графское звание. и рассказал ему все, что было.

Ушаков молчал; слушал, потом долго ходил взад и вперёд и, ничего не сказав, как поступить, велел ему посоветоваться с кабинет-секретарём Макаровым.

Макарова найти было не так легко дома; однако же секретарь застал его уже на пороге.

— Я к вашей милости… по очень важному делу.

— Все важные дела до вечера… Спешу!

— Нельзя до вечера, сам увидишь, Алексей Васильич… Выслушать теперь изволь… недолго ведь — в двух-трех словах всего. Пойдём к тебе, и я разом объясню…

— А здесь, коли недолго, для чего бы?

— Нельзя… Могу с глазу на глаз только. Так и Андрей Иваныч велел.

При упоминании имени Андрея Ивановича Ушакова Алексей Васильевич Макаров взял за руку секретаря. Они вошли в кабинет к нему, в задний самый, и двери заперли. Конференция продолжалась недолго. Вышли оба советника озабоченные больше, чем вошли, и Макаров проворно стал надевать свой щегольской охабень на соболях, крытый чёрным бархатом.

— Так я от вас отписки буду ждать, — сказал секретарь, — и как получу, тогда пришлю извет.

Макаров молчал.

— Так, что ли? — повторил, добиваясь прямого ответа, секретарь. — Ждать будет мне или, не дожидаясь, вам прислать?

Они вышли за двери.

— Как знаешь… так и учини… А я переговорю, и что скажет… лучше, сам скажу… приеду нарочно.

— Да напиши; чего ездить попусту — от дела отрываться.

— Нельзя писать… Есть у меня помощничек… Замечать я стал за ним… Надвояко бьёт. Ему может попасть в руки, так… неладно выйдет… Почём знать, что у него в голове?

Секретарь тайной канцелярии посмотрел в глаза кабинет-секретарю государеву, и оба промолчали; взгляды их были вполне вразумительны для обоих.

Каждый поехал к себе довольный. Недовольным остался только делец, который во время разговора Макарова с секретарём тайной канцелярии напрасно подслушивал у замочной скважины дальнего кабинета. До чуткого слуха привычного к этой операции дельца из фраз разговора долетали только отрывочные звуки. Он уловил ясно одно слово: извет. Когда же прислушивался затем с утроенным вниманием, казалось ему — поминались Монс и Балакирев. Впрочем, последние две фамилии он скорее, как сам думал, отгадал, чем выслушал.

Как ни скуден был сбор новостей, извлечённых из подслушанной утренней беседы секретаря тайной канцелярии с кабинет-секретарём, вечером в этот день делец входил с самодовольной улыбкою на крылечко каменного дома ревизора Московской губернии генерал-майора Чернышёва.

— У себя Григорий Петрович? — спросил он у кого-то, проходившего впотьмах.

— У себя, кажется, — ответил женский голос.

— Да вы это, Авдотья Ивановна?

— А небось это ты, Ваня?

— Я самый…

— Поджидал тебя ещё вчера старик мой… Да подумал: видно, нет ещё ничего…

— И есть, и нет! Как сказать?.. Куда войти-то?

— Да всё равно… коли ненадолго… Я вызову Григорья… у меня посиди… Впрочем, у него нашинский же, Павел Иваныч… и при нём можно все говорить. Пойдём… Дай руку, тёмненько у нас здесь… Того и гляди, стукнешься об матицу… Ты же высоконек-таки!

Впотьмах поймал гость руку хозяйки и при её помощи выбрался счастливо из коридорного мрака на свет, в хозяйскую каморку.

— А! добро пожаловать! Поджидал я тебя, Иван Антоныч, завчера ещё… говорю Авдотье: видно, ничего нет… что не едет.

— Да видите… Алёшка теперь подозрение возымел и мне ничего не даёт, кроме перечня указов… Одначе смекаю я… один доносик, должно быть, прилетел к розыскным делам. Сегодня рано прискакал секретарь из Тайной и Алёшку прямо увёл в заднюю — шушукаться. Говорили недолго, а вышли не в себе… Сдавалось мне, словно помянул секретарь Монсово имя и Балакирева… Значит, откуда ни на есть, а с нашего берега удочка запущена… Не смею прямо уверять, подождём; секретарь, кажись, сказал, что пришлёт извет, когда получит приказ от Алёшки. Приказа этого писать не даст он мне, понятно… а я буду караулить, как бы в лапы извет залучить… Коли Алёшки не будет в конторке, и ко мне попасть может.

— Давай-то Бог! — с нескрываемым интересом отозвалась Авдотья Ивановна, не могшая хладнокровно переносить остуды к себе того, кто недавно ещё верил ей безусловно и шутя называл неспроста «Авдотья бой-баба!». Бой-баба была на все руки и валяла вовсю, что называется… Черноокую Екатерину Алексеевну она считала все же своею соперницею, хотя была счастливой и изворотливой, но по части амурных дел ничем не выше себя… За Монсом и его возвышением в придворных сферах и Авдотья Ивановна, и все терпевший из-за честолюбия, если не выгоды, достойный супруг её следили с особенным интересом.

Афронт у державного, конечно временный, потерпела «бой-баба» опять едва ли не по милости Монсовой старшей сестрицы Балкши. Она развезла всюду по знакомым домам басню о том, что Авдотья Ивановна выпустила молодца одного с заднего крыльца, когда с парадного входа стучался высокий покровитель. Понятно, что Авдотья Ивановна обрадовалась случаю отомстить врагу. Она рассчитывала в этом случае на непременную помощь Павла Ивановича Ягужинского, который был на ту пору больше чем друг дома у Чернышёвых.

К сближенью его с ними было много очень уважительных поводов. Меншиков шатался, втянутый в процессы, и Павел Иванович, хотя-нехотя, должен был искать поддержки в другом лагере, а там член военной коллегии Чернышёв [150] …генерал-майора Чернышёва.. — Чернышёв Григорий Петрович (1672–1745) — граф, военачальник, государственный деятель, один из наиболее близких сподвижников Петра I. Он пользовался его доверием и расположением. В 1695 году побывал в первом Азовском походе; в Северней войне участвовал в крупнейших сражениях. Отличился в битве под Полтавой. Командовал несколькими полками при взятии Выборга. Участвовал в походе в Финляндию (1713–1714). В 1718 году стал членом Адмиралтейств-коллегий, сенатором. Был губернатором Азовской, Лифляндской и Московской губерний. был влиятельный туз из умеренных. Его к тому же считали в некотором роде потерпевшим от женских интриг. А ни чему иному, как их же влиянию, приписывали даже и самые процессы 1718 года [151] …процессы 1718 года… — Имеется в виду расследование дела царевича Алексея. , когда в своём роде оппозицию выказали все столбовые тузы, начиная с Долгоруковых и оканчивая благодушным рыцарем правды — Голицыным. Тогда и Апраксины уплелись не без потери значения. Даже первый из иерархов [152] …первый из иерархов… — Рязанский митрополит Стефан Яворский, которого Пётр I назначил руководить церковными делами и объявил местоблюстителем патриаршего престола, произнёс в Москве проповедь, вызвавшую гнев Петра. В ней он уповал на возврат к старине при воцарении наследника. был заподозрен, и все русаки, кроме выскочек, остались в тени. Тем не менее они успели выдвинуть во время празднеств по случаю Ништадтского мира князя Кантемира. Вот монарх, жаждавший новизны, стал часто посещать семейство его, обнаруживая скуку и неудовольствие, дома, холодность к Меншикову. Этим умели воспользоваться как нельзя лучше Монс с сестрицею.