Янис Ниедре - И ветры гуляют на пепелищах…

В сумраке сарая Юргис до рези в глазах вглядывался в полузаплывшие письмена на бересте. Такие покоробившиеся, а к тому же и тронутые сыростью свитки надо бы читать при дневном свете или хоть у стола, освещенного множеством свечей, как делалось это в полоцком скриптории. Но как раз лил дождь и нельзя было вынести грамоты наружу, а здесь, в полумраке, в пристройке овина, был один лишь скудный источник света: воткнутая в развилку светца горевшая с шипеньем сосновая лучина. Второй светец в пристройке некуда было бы и поставить. Конура не превышала размером хлебного закрома, пол весь был уставлен ларями, коробами, тут и прялка, и ткацкий стан, еще умещалась тут лавка для спанья и зыбка младенца, в которой лежал ребенок — сын той самой дочери сводной сестры. Мальчонку стерегли два свернувшихся на подголовном мешочке ужа. «Напились молока из одной плошки с малышом. Теперь спокойно спят, и потревожить их нельзя. Кто разбудит спящего ужа, заболеет заразной болезнью. И станет она терзать годами — пока жив будет уж».

Юргис придвинулся поближе к лучине, развернул поданный женщиной берестяной свиток и углубился в нацарапанные на внутренней стороне греко-славянские, похожие на руны викингов, письмена. Описание начала государства Ерсикского. Составленное, похоже, со слов какого-то героя либо сказителя.

«…И святитель развернул перед ним изукрашенное зеленым и бурым полотнище. Как бы вид земли с птичьего полета. Меж пестрыми пятнами — излучины большой реки: Даугавы. Хотя и названа река именем Рудона…»

«Рудона, значит, наша Даугава, — сообразил Юргис. — В трудах мудреца древних греков Птолемея Рудона упоминается. Стало быть, имелся у полоцкого святителя Симеона список с Птолемеевой книги…»

Он взял второй свиток.

«…От брака киевского князя Ярослава с королевной викингов Ингихертой родился княжич Виссивалд. В его дни викинги поселились в плативших дань Полоцку городах Кокнесе и Герциге. Числом викингов было мало, и они брали себе жен из латгальских видных людей. И со временем слились с ними, как сливаются ручьи в реку…»

В третьем уже говорилось прямо о Ерсике.

«…Князь Владимир отдал Полоцкий удел сыну своему Изяславу. Поклявшись в верности богу и своему господину, Изяслав принялся выполнять отцовы заветы. Слал он гонцов в крепость Летьголы, что на Двине, меж оврагом Ручай и ручьем Исток, рекомая Герзак, в память викинга по имени Герзкр, что означает — муж сей бывал на Руси…»

Четвертый свиток перекликался со вторым:

«…В 854 году от рождества господа нашего Иисуса Христа пошел воевать земли на полдневном берегу король викингов Олаф со своими рыжими германцами. Он захватил Апульскую крепость, но литовские и куршские воины его прогнали. И курши, играя, катали отрубленные головы рыжеволосых…»

«…В сильном и преславном торговом городе северных морей Хайтхабе выгружали товары, привезенные вдоль побережья Северного моря, из земель Готских и Саксонских, и далее везли к викингам, вотам и славянам».

И вот — полуобуглившийся свиток с совсем уже стершейся надписью. Юргис разобрал в ней лишь отдельные места:

«…тогда крепостной ремесленник правителя… приделал… к серебряным монетам красивые ушки, и правитель, пируя, вешал их себе на шею…»

— Прочитал? — Хранительница свитков заменила сгоревшую лучину на новую. — Что же сулят нам письмена? Какие наступят перемены для людей и всего света?

— Здесь о будущем не сказано. Тут — о предтечах герцигских владетелей, об одном русском князе, о ремесленнике-умельце…

— Только-то? — Женщина глянула на Юргиса с нескрываемым удивлением. — А ты все точно знаешь, как читать надо?

— Про такие письмена, как здесь, все знают. Тут речь о былом, давно минувшем.

— Ну, а тут? — Нагнувшись над лубяным коробом, старуха порылась в тряпье и вытащила сложенную в несколько раз, испещренную цветными разводами кожу. — Вот это, завернутое в заморский платок, доставил однажды герцигской владетельнице католический монах, он провожал епископа Альберта на встречу с князем полоцким в новый замок владетеля Висвалда. Там надлежало им заключить соглашение о свободном плавании по Даугаве. Это послание прочитал владетельнице в ее покоях тот, кто привез его. Владетельница выслушала, а когда чтец закончил и произнес «аминь», супруга Висвалда и мать его детей швырнула лист на пол, растоптала его ногами и приказала мне убрать его и сжечь. А я вместо того спрятала его в своей укладке.

«…Во имя Троицы святой и нераздельной… Мы, Альберт, милостью божией епископ рижский, покорный служитель людской в делах веры…»— без запинки прочитал Юргис две первые строки в верхней части листа. Дальше шло место перегиба, вытершееся, в два пальца шириной, где все, некогда написанное, было словно счищено скребком.

Зато в средней части листа буквы можно было различить, и они складывались в описание того, как правитель побежденной католиками Ерсики Висвалд в Риге, на кладбище при церкви святого Петра, «в присутствии благородных духовных лиц, рыцарей и купцов, и немецких, русских, ливонских знатных людей… опустившись на колени перед епископом, с покорностью просителя протянул к нему свои сложенные руки, кои епископ принял в свои…»

«…Город Ерсику, принадлежащий ему как удел, вкупе с землями и всеми принадлежащими сему городу угодьями, передал он… церкви святой богоматери приснодевы Марии. А тем своим данникам, кои уже приняли римскую христианскую веру, дарует он независимость… Как-то: городу Аутине, Цесвайне, а также землям, что переданы церкви…»

После чего торжественно принял он из рук епископа упомянутый город Ерсику с принадлежащими ему землями и угодьями в качестве лена с тремя знаменами. И получила свободу плененная рыцарями королева с прислуживавшими ей женами и девами…

Вот где было начало гибели владетеля Висвалда!

На рижском католическом кладбище владетель отчизны латгалов преклонил колени перед рижским епископом…

— Ничего, ничего доброго! — бросил Юргис хранительнице грамот, которой чудилось, что обрывки писаний все-таки скрывают и светлые предсказания.

Юргис перестал плескать в лицо воду из ручья, оглянулся и увидел приближавшуюся певунью, дочку бирзакской травницы, Сниедзе, чей голос всегда звучал на посиделках, на пастушьих весельях и подле костров в ночном.

— Утрись, молодец, — подала девушка Юргису полотенце, хранившее свежий запах ларя с приданым. — Утрись и ступай за мной к моей матушке. Ей что-то не нравится, как ты кашляешь. Люди сказали — прошлой ночью тебя прямо на части разрывало. Матушка процедила для тебя настой березовой смолы.