Андрей Тюнин - Свенельд или Начало государственности

– Не смеши меня, – подобие улыбки исказило ее бледное лицо. – Ты же знаешь, если он будет – он будет варягом, а не русичем! Мое влияние на него улетучится, как только он возьмет в руки меч. А уж воином он станет на горе всем врагам вашего маленького племени! – нотки гордости прорвались сквозь отрешенность и тут же утонули в неженской решимости.

– Нет, ничего не будет! – повторила она, и синева ее глаз снова резанула меня не хуже вражеской сабли.

И что я мог сделать, когда сам не понимал ни своего предназначения, ни огромной роли случая в закономерностях жизненного водоворота.

А на следующий день я впервые увидел скупые слезы в зеленых глазах Рюрика. Он разбудил меня рано утром и повел на необитаемую сторону острова, туда, где под обрывистым берегом в тихую безветренную погоду из воды показывались острые наконечники рифов.

– Смотри – его рука чуть приподнялась, указывая на что-то вниз под обрыв, и тут же безвольно опустилась.

Я напряг зрение, хотя и так все понял, и увидел растерзанное тело Снеги, нанизанное на острие рифа.

– Я знаю, ты говорил с ней вчера и знаю, что ты не виновен в ее смерти, – Рюрик не смотрел мне в лицо, его слезы были неожиданны и для него самого, – никому не говори про нее, пусть она просто исчезнет и все.

Мы просидели у обрыва весь день, думая о своем. Я – о том, как велик духом народ, породивший такую женщину, и о том, сколько бед он навлечет на себя по собственной воле, не справившись с его порывами. О чем думал Рюрик, я не смел даже догадываться.

А внизу под обрывом на бледном лице отчетливо синели глаза несчастной Снеги, а может быть, это были соленые слезы временно отступившего от своей жертвы сурового моря.

Синеус, сводный брат Рюрика, обладал звериным чутьем, не подводившим его ни в безбрежных водах океана, ни в запутанных тропах франкской земли, ни в бескрайних просторах страны русов. Любая дорога, по которой он когда-либо шел, плыл или ехал, отпечатывалась у него в памяти безошибочно, и найти ее повторно для него было так же просто, как произнести дважды подряд одно и то же слово. Вот и теперь, не найдя свой родной остров и своих близких, мы полностью положились на его врожденный нечеловеческий нюх и работали веслами, не глядя ни на звезды, ни на очертания время от времени появляющихся берегов.

Мы, шестеро варягов, плыли к Олегу, надеясь на чудо – найти новую родину или хотя бы – новый дом, который надо было бы защищать и укреплять – больше мы ничего не умели и не желали.

И прибыли мы вовремя.

На месте когда-то сожженных деревянных построек выросло целое поселение, обнесенное уже не частоколом, а настоящими стенами, вокруг которых был вырыт и небольшой ров, с перекинутым через него деревянным настилом. Перед ним-то у внешнего края рва и кипел настоящий бой, исход которого был ясен – нападавшие обладали большим преимуществом, а сооружения внутри укрепления начинали заниматься огнем. Увидев драккар, причаливший в двух полетах стрелы от поселка, русичи продолжали сражение, хотя отнеслись к его прибытию по-разному: побеждающей стороне помощь была не нужна, и они, даже убедившись в нашей малочисленности, испытывая беспокойство, отрядили внушительный отряд, выдвинувшийся нам навстречу; защищавшимся же наше появление могло принести лишь определенную надежду – их положение и так было незавидным.

По приказу Рюрика мы сразу же ринулись вперед, впервые, наверное, забыв об осторожности. Преодолев половину расстояния, отдалявшего нас от противника, наблюдавшего за нами с оцепеневающим недоумением, мы вообще перешли на бег, несмотря на давящую усталость во всем теле от долговременных весельных трудов и на то, что враг находился на некотором возвышении. Дир, считавшийся из нас лучшим стрелком, по едва заметному кивку Рюрика остановился, и пустил в дело свой лук, а мы, сомкнув щиты, врезались в нестройные ряды изумленного отряда русичей.

И что они могли с нами поделать, когда тяжелый меч конунга с каждым взмахом находил новую жертву, одноручная секира Трувора одним ударом сносила голову, а стрелы Дира без промаха били в цель. Мгновенно заслон неприятия был смят, и мы выдвинулись в тыл основного отряда, осаждавшего поселок. Высокий безбородый старик с варяжским щитом, но без кольчуги и шлема – вражеский предводитель – успел правильно оценить ситуацию, и противник, рассыпавшись на мелкие группы, стал покидать поле боя. Нас было слишком мало, чтобы преследовать их всех сразу, да и вооружение русов было намного легче нашего – мимолетное замешательство отразилось на лице Рюрика, но военный инстинкт с ходу развернул нас в сторону той группы, в которой находился старый варяг. Нам не удалось бы настичь никого из них, если бы ни Дир, издалека зорко следивший за всеми перемещениями сражающихся. Он раньше всех понял, кто именно представлял для нас и наибольшую угрозу, и наибольший интерес и своевременно выдвинулся наперерез именно этому отступающему отряду.

Стрела попала старику в ногу, и самостоятельно передвигаться он не мог. Один из русичей взвалил раненого на спину, но тут же споткнулся и упал, сраженный стрелой Дира. К чести остальных, они не бросили раненых, решившись сразиться с нами, а нам опять пришлось действовать быстро и жестко, не давая противнику времени опомниться и перестроиться.

Только раненые стрелами Дира остались в живых, да и то потому, что не могли оказать нам должного сопротивления, иначе и они предпочли бы смерть непредвиденному пленению.

Когда с противником все было кончено, нас ожидала встреча со спасенными – и здесь рок неопределенности волновал нас несоизмеримо больше, чем во время сражения.

Воткнув в землю меч, положив рядом щит и помятый в бою шлем, Рюрик один пошел в сторону крепости. Я не знаю, о чем конунг говорил с русичами, но вскоре он вернулся за оружием, мы вошли в открытые ворота укрепления, и, похоже, до нас никому не было дела: мужчины и женщины, выстроившись в цепочку, из рук в руки передавали плетеные дубовые короба, наполненные водой, и пытались сбить огонь с деревянных строений, которые к счастью стояли в отдалении друг от друга. Не успели мы оглядеться, как Рюрик вновь расстался с оружием и стал помогать бороться с пожаром. Не раздумывая, мы последовали его примеру.

К вечеру, когда огонь был побежден, а раненым была оказана необходимая помощь, нас отвели в уцелевший, совсем недавно срубленный, и до сих пор пахнувший лесом дом, где на грубом дощатом столе нас ждали и пища и вино, показавшееся особенно сладким.

То ли мы смертельно устали, то ли сладкое вино оказалось крепче, чем мы ожидали, – появление Олега снова застало нас врасплох, и Аскольд, отвечавший за наше спокойствие и спавший не на широких полатях как мы все, а на земляном полу прямо напротив дверей, весь день виновато покусывал свой жесткий ус.