Валентин Рыбин - Азиаты

За год своего пребывания в Оренбургском крае князь Урусов возвёл не только стены города, но и построил несколько крепостей вверх по рекам Уралу и Тоболу до Царёва-городища, восстановил закамскую и самарскую линии и заселил старожилыми людьми. Поддерживал князь торговлю с аральцами и Хивой. Хаи Абулхайр на всём пути от Оренбурга до Кунграда держал на урочищах своих людей, чтобы способствовали русским и киргиз-кайсакским купцам в их торговле я оберегали от разбойников.

Осенью, когда Урусов с геодезистами и топографами разъезжал близ Верхне-Уральска, прискакал к нему в лагерь отряд киргизов во главе о одним из сыновей хана — Нурали-султаном.

— Эй, батька Урус-хан! — заорал он, теряя терпение, словно все пятьсот вёрст, пока скакал на коне, держал на кончике языка эти слова. — Зачем сидишь здесь — давай быстрей в Хиву поезжай, беда там! Один персиянин Надир-шах Хиву разорил!..

— Чего орёшь недуром?! — остановил Нурали генерал-лейтенант. — Отдай слугам коня, заходи в палатку, там и поговорим. — Урусов повёл за собой султана, расспрашивал на ходу: — О каком шахе говоришь?

— Дорогой князь, разве ты не знаешь Надир-шаха? Он Бухару взял и всех поубивал, Хорезм захватил — Ильбарс-хан а зарезал, всех людей моего отца разогнал, Одних убил, другие успели бежать. Я увёл своих джигитов… Спасай, Урус-хан…

Войдя в палатку, князь усадил султана на раскладной стул, порасспросил во всех подробностях о нашествии персов на Хорезм, подумал немного и помотал головой:

— Нет, дорогой Нурали, вести оренбургский отряд в Хиву и вступить в войну с Надир-шахом я не ногу, и прав на то не имею. Надобно будет немедленно отправить гонцов в Петербург, а там видно будет.

— Если отдашь хивинское ханство Надир-шаху — свою голову потеряешь! — вскочив со стула, закричал Нурали. — Императрица русская знает, сколько хлопка везут для России хивинцы!

— Ладно, не пугай, — сдался Урусов. — Иди к своим, отдохни да подкрепись малость о дороги, а а подумаю, что предпринять.

Вскоре в палатке Урусова собрались офицеры. Рассказал он им о событиях в Хиве, подчеркнув, что Хива через Абулхайра подчинена России, отдал распоряжение:

— Поручик Гладышев, возглавите отряд из двух сотен казаков. Возьмёте с собой вверенных вам геодезистов, топографов, инженера одного. Словом, создадите полную видимость, что едете в Хиву на съёмки и прочие мирные занятия… Прибыв на Сырдарью, возьмёте с собой в Хиву хана Абулхайра и вместе с ним, не возбуждая Надир-шаха к неприязни, скажете ему, что хивинское ханство через хана Меньшей орды подчиняется её императорскому величеству государыне Анне Иоановне. Будет Надир-шах умён головою, то выведет войска из Хорезма, а коль озлобится и затеет крупный афронт против России, то сама государыня наша и решит, что нам дальше делать…

В тот же день приписаны были к экспедиционном отряду под начальство поручика Гладышева геодезист Муравин, толмач Назаров и инженер Назимов. К отъезду их Урусов приготовил инструкции, как действовать посланцам в сложной обстановке. Поручик Гладышев, молодой, дерзкого вида офицер, храбрый по натуре и весьма не робкий с начальством, предложил Урусову:

— Господин генерал-лейтенант, а не находите ли вы удобным направить со мной письмецо Надир-шаху?

— Увольте меня от сего соблазна, а ну как императрица узнает! Скажет, князь Урусов превысил свои полномочия, вошёл в связи с шахом Великой персидской империи, тогда как разрешено ему сношение только с народами, соседствующими с Оренбургом… Приказываю вам, господин поручик, если понадобится, приспособить к делу калмыка Даржи Назарова. Джунгары ныне сидят в Ташкенте, может придётся с ними встретиться. Надобно найти общий язык с ними, а Даржи Назаров сумеет, если Надир-шах джунгар не увлёк за собой… При нынешней обстановке, когда персы свои рогатки под брюхо России поставили, мир киргиз-кайсаков с джунгарами был бы наижеланным…

Через день отряд Гладышева, сопровождаемый Нурали-султаном и его джигитами, двинулся в киргиз-кайсакскую степь. Осень уже вовсю властвовала на необозримых просторах. Высохшие за лето небольшие озерца, превратившиеся в соляные пятна, сверкали, словно зеркала. Синие миражи по горизонту рисовали перед конниками сказочные дворцы и башни. За день проходили до ста вёрст и больше, ночевали в палатках.

Нурали-султан вёл отряд проторённой дорогой, зная её чуть ли не наощупь. Когда уезжал к Урусову, договорился с отцом, что приведёт русских на Сыр. Странной показалась Нурали-султану тишина, когда отряд въехал в большое селение на Сырдарье, где обычно пребывала ставка киргиз-кайсакского хана. Встретили их старики-аксакалы, сообщили:

— Сынок, Нурали-султан, повелел твой отец и наш великий хан передать тебе, чтобы ехал ты в Кунград к аральцам, там он поджидать будет…

Несколько дней Гладышев с отрядом отдыхал в тугаях Сырдарьи, набирался сил в дорогу. Холодный дождь с мокрым снегом заставил его поторопиться. Присоединились к джигитам Нурали-султан а свежие удальцы, войско удвоилось и зарысило по степи в сторону Амударьи по древней караванной дороге. Ехали и озирались по сторонам, не появятся ли всадники Надир-шаха. По сообщениям чабанов, войско персидское находилось на обеих берегах Амударьи. Ехали осторожно, высылая вперёд разъезды. Переправились в каюках у Гурлена. Город, разорённый и сожжённый персами, был безлюдным. И не только жителей, но ни скота, ни собак не было вокруг. Одно лишь выяснили, что Надир-шах прошёл и направился на север. Отряд Гладышева двинулся вдоль берега реки к Кунграду… Гладышев с седла оглядывал амударьинские просторы, надеясь встретить хоть одну живую душу, но тщетно. Может, и были хивинцы или персы поодаль, за тугаями и камышам, но за густыми речными дженгелями ничего невозможна было увидеть. Только у Чаркрауской плотины встретились с каракалпаками. Те, узнав, что прибыл посланец из России, повезли его в гости к себе, а потом в Кунград, Хан Абулхайр встретил Гладышева на берегу Амударьи, на колени встал, воздал хвалу Аллаху за помощь, прибывшую из России. Обняв сына Нурали-султана, тихонько и вкрадчиво спросил у него

— Есть письмо от русской царицы к Надир-шаху?

— Нет письма, отец… Надо было ехать в Петербург, но разве есть время на это?

— Щенок, — обругал сына Абулхайр. — Без её фирмана не видать нам хивинского ханства…

Вздыхая и хмурясь, хан стал готовиться в дорогу.

Тем временем Мухаммед-Али-хан Ушак увёл своих джигитов из-под Хивы. Увёл не оттого, что испугался персидской силы, которая с каждым новым днём численно увеличивалась, подтягиваясь к Хиве с юга. Другая беда заставила туркменских джигитов сняться с места и податься в Куня-Ургенч: великим множеством небольших караванов подходили с востока — со стороны Амударьи, и с запада — по пересохшему руслу Узбоя иомуды, тёке, имрели, али-эли и другие племена, согнанные персами со своих стоянок. Шли они с Атрека и Горгана, от подножия Балханских гор, из Ахала, Теджена, Мерва, с Амударьинских берегов. Шли на Мангышлак, помня о том, что ещё пятьсот лет назад, когда с Туркестан вторглись монголы Чингис-хана, уйдя из Маверанахра, многие туркмены нашли свою вторую родину на Мангышлаке. Шли по пескам и такырам, преодолевая по одному мензилю в сутки. От Туркмено-Хорасанских гор до северных окраин Хорезма — семнадцати дней пути, а по реке и того больше. Прикочёвывали беженцы, измождённые голодом: под тельпеками — черепа, обтянутые кожей, и сами — кожа да кости, ветром из стороны в сторону качает. Прикочёвывали, потеряв в пути многих близких. Тысячи могильных холмиков остались на бесконечных просторах Гарагумской пустыни, в «Семи песках Хорезма», как называли эту пустыню персы. Оставшиеся в живых ставили кибитки около крупных аулов, но, видя, что и здесь начинается голод, вновь отправлялись в путь — шли дальше, на Кунград, на Усть-Юрт с единственной надеждой раздобыть хлеб у киргиз-кайсаков и у русских купцов на Мангышлаке,