Евгения Марлитт - В доме коммерции советника (дореволюц. издание)

Брукъ упорно молчалъ и стоялъ, какъ окаменѣлый, не двигая ни однимъ мускуломъ, что видимо раздражало молодую женщину.

– Я только что говорила тебѣ, что согласна по цѣлымъ днямъ не видать тебя, если того требуетъ твое докторское призваніе и твоя практика, – продолжала она настойчиво. – Но никогда не уступлю своихъ правъ другимъ женщинамъ, помни это, Лео! Я не понимаю, почему я обязана оставаться теперь здѣсь и терпѣть всякія лишенія, когда я могу спокойно удалиться въ мирный уголокъ, обѣщанный тобою; и зажить своимъ хозяйствомъ? Такой жертвы ты не вправѣ отъ меня требовать. Вѣдь не въ моей-же власти измѣнить что нибудь въ этомъ дѣлѣ? Къ чему же напрасно волноваться и путаться въ чужія дѣла? Или ты хочешь, чтобы я тоже испытала удовольствіе, быть предметомъ всеобщаго состраданія? Нѣтъ, я скорѣе пѣшкомъ уйду отъ сюда, чѣмъ дожидаться той минуты, когда на меня будутъ указывать пальцами!

Флора нѣсколько разъ прошлась по комнатѣ, щеки ея пылали и глаза горѣли лихорадочнымъ огнемъ.

– Какія у тебя причины, для того, что-бы оставаться здѣсь? – спросила она, быстро повернувшись и ожидая какого нибудь отвѣта. – Тебѣ даже невозможно сослаться на нашихъ больныхъ верхняго этажа. Генріэтту ты и безъ того рѣшился предоставить ея судьбѣ, а что касается до Кети, то тебѣ не удастся убѣдить меня, что вполнѣ безопасная царапина на ея лбу требуетъ всего твоего искусства и вниманія. Правду сказать, смѣшно было смотрѣть сегодня ночью, какъ ты и тетушка возились около больной. Если Генріэтта плачетъ и распинается при видѣ нѣсколькихъ капель крови, то это понятно, она слаба и крайне нервна; но что ты нѣжничаешь съ нашею младшею сестрою, этою здоровою дѣвушкою, какъ будто она создана изъ воздуха и свѣта… – Сказавъ это она вдругъ замолкла.

Брукъ грозно посмотрѣлъ на нее и поднялъ руку съ выраженіемъ сильнаго раздраженія.

Флора злобно захохотала.

– Не думаешь ли ты, что я боюсь тебя? Ты грозишь мнѣ, а у меня тоже есть противъ тебя угроза: берегись – еще не произнесено роковое „да“, и въ моей власти сдѣлать такой шагъ, который едва-ли будетъ тебѣ по вкусу. Еще разъ повторяю тебѣ, что твое обхожденіе съ Кети мнѣ просто противно. Мое положеніе крайне неловкое, ты пренебрегаешь мною, а за нею ухаживаешь и бережешь ее, какъ какую нибудь принцессу.

– Нѣтъ, не какъ принцессу, а какъ дѣвушку, дорогую моему сердцу, какъ первую и единственную любовь, Флора, – произнесъ Брукъ твердымъ, звучнымъ голосомъ, съ трудомъ скрывая свое волненіе.

Молодая женщина вздрогнула отъ испуга, точно молнія блеснула передъ ея глазами и невольно подняла руки, точно ища какой нибудь помощи и опоры.

– То, что я нѣсколько мѣсяцевъ съ неимовѣрными усилиями скрывалъ въ своей груди – я долженъ открыть тебѣ теперь. Не стану, конечно, оправдываться и защищать своего поступка, – я измѣнилъ тебѣ съ той минуты, когда въ первый разъ увидѣлъ Кети.

Флора тихо опустила руки. Не смотря на откровенность исповѣди Брука, она не повѣрила его словамъ и обвинила себя за то, что такъ безрассудно поддалась испугу. Часто случалось, что всѣми уважаемая красавица привлекала къ себѣ мужскія сердца, а потомъ снова неожиданно отталкивала ихъ – это повторялось нѣсколько разъ въ зиму; но что-бы мужчина могъ отказаться отъ нея, это было слишкомъ смѣшно! Да такому событію никто не повѣритъ! Пожалуй, скорѣе можно было допустить, что докторъ Брукъ рѣшился отмстить ей за ту угрозу, которую она, нѣсколько минутъ тому назадъ, осмѣлилась высказать. Можеть быть, долгое испытаніе истощило его терпѣніе, и онъ хотѣлъ наказать ее тѣмъ, что возбуждалъ въ ней ревность? Неимовѣрное тщеславіе и легкомысліе успѣли разогнать въ ней горькое разочарованіе и она снова овладѣла своимъ всегдашнимъ хладнокровіемъ.

Красавица слегка улыбнулась и, скрестивъ руки на груди, сказала съ ироніей:

– Вотъ какъ! Ты измѣнилъ мнѣ при первой же встрѣчѣ съ нею? Въ ту минуту, когда она вступила въ нашъ домъ, не успѣвъ еще отряхнуть пыли съ ногъ и снять съ себя дорожнаго платья?

Насмѣшливыя слова Флоры сильно возмутили доктора; но онъ все таки по возможности сдерживалъ себя и, рѣшившись довести до конца начатое объясненіе, старался сохранить нѣкоторое спокойствіе и хладнокровіе.

– Нѣтъ, въ тотъ день я уже узналъ ее прежде, такъ какъ встрѣтился съ нею на мельницѣ и проводилъ до виллы, – отвѣтилъ онъ, послѣ минутнаго молчанія.

Сильная краска разлилась по блѣднымъ щекамъ Флоры, она не ожидала подобнаго отвѣта и ея острые зубы крѣпко вонзились въ нижнюю губу.

– Вонъ оно что! Однако это новость! И эта дѣва съ „чистымъ сердцемъ“ вѣрно, не безъ основанія скрывала эту интересную встрѣчу. Что-же дальше, Брукъ? – спросила она, смѣясь, и еще крѣпче скрестила руки на груди.

– Если ты не прекратишь твоихъ насмѣшекъ, Флора, то мнѣ придется объясниться съ тобою письменно.

Съ этими словами Брукъ хотѣлъ выйти изъ комнаты, но молодая женщина загородила ему дорогу.

– Боже мой, какую важность ты придаешь моимъ словамъ, я только поддерживаю твою маленькую комедію. Неужели ты серьезно хочешь завести между нами письменную борьбу? Дорогой Лео, хотя я и знакома съ твоими медицинскими брошюрами, но въ этомъ случаѣ могу тебя увѣрить, что тебѣ придется уступить.

Дерзкая улыбка замерла на губахъ красавицы, когда она встрѣтила его холодный и суровый взглядъ. Теперь только она начинала чувствовать, что онъ дѣйствительно говорилъ серьезно.

Его любви къ Кети она еще не допускала, но боялась, что онъ не на шутку рѣшился порвать связь съ капризною невѣстою, не желая всю жизнь подвергаться „испытанію“. Флора даже раскаивалась въ своей опрометчивости, но упрямство и своевольный характеръ одержали въ ней верхъ.

– Такъ ступай! – сказала она поспѣшно отходя въ сторону. – Подобныхъ взоровъ я не желаю выносить. Иди, куда знаешь, я не буду удерживать тебя.

При этомъ она разразилась громкимъ хохотомъ.

– Вотъ вамъ и хваленый мужской характеръ! Были минуты, когда я чуть не на колѣняхъ просила отдать мнѣ свободу, но тогда ты старался еще крѣпче заковать меня въ ненавистныя цѣпи. Такъ я совѣтую тебѣ брать примѣръ съ меня, для которой въ подобныхъ случаяхъ единственнымъ руководствомъ служитъ гордость.

– Да, именно гордость и заставила меня тогда оставаться непреклоннымъ, но совершенно другая гордость, чѣмъ смѣсь упрямства и злости, которую ты называешь этимъ именемъ, – замѣтилъ Брукъ спокойно, хотя лицо его покрылось ужасною блѣдностью.

– Я откровенно сознаюсь въ своемъ тяжеломъ заблужденіи; тебя я не обвиняю, я самъ виноватъ, что слишкомъ понадѣялся на свою собственную силу и твердую волю. Я не хотѣлъ возвратить тебѣ твоего слова, потому что считалъ его ненарушимымъ и смотрѣлъ на наше обрученіе какъ на бракъ: во мнѣ говорилъ остатокъ студенческой чести. Въ тотъ вечеръ я сказалъ тебѣ, что не хочу присоединиться къ числу тѣхъ мужчинъ, которыхъ ты, разъ одаривъ своимъ вниманіемъ, прогоняла потомъ съ тріумфомъ. Теперь я стою выше этого воззрѣнія, потому что вижу, что въ такихъ случаяхъ компрометтируетъ себя женщина, а не мужчина.