Сергей Мосияш - Александр Невский

— Охо-хо, — вздохнула о муже Феодосья Игоревна. — Все рати да рати. Дома, почитай, и не живет, сердешный.

— С одиннадцати лет так вот, все в седле да в бронях, — поддакнул кормилец.

— Федор Данилович, — взяла княгиня его ласково за рукав. — Вели молебен отслужить у Спаса, чтоб счастья и удачи ему и полку его.

— Хорошо, княгиня. Сегодня же велю твоим именем. Как Федор-то? Я еще не был в покоях.

— Слава богу, получшало. Но слаб еще. А что за отрока ты привез им?

— То великий князь Александру подарил вместе с бахтерцом. И Федору бахтерец послал.

Княгиню новость эта озаботила.

— Стало быть, Федору только бахтерец в дар? А младшему еще и мальчишку?

— С сорочонком, — подсказал Федор Данилович.

— Еще с сорочонком. Так меж братьями недолго и неприязнь посеять.

Федор Данилович понял, чем озабочена княгиня, успокоил ее:

— Нет, Феодосья Игоревна, он справедливо одарил обоих, — каждому по бахтерцу. Александр сам еще и сорочонка попросил. А великому князю к лицу ли такой малостью одаривать, он и велел к сорочонку мальца пристегнуть.

— Ну что ж, коли так, Федор Данилович, подыщи и для Феди мальчишку с тварью какой-нито.

— Мудрое решение, — не удержался кормилец от похвалы. — У меня есть на примете мальчишка из нашей челяди. Так что за него и плата не потребуется. Вот с тварью труднее.

— Ты поищи, поищи, Данилыч. Нельзя в детях из-за такой малости зависть пробуждать.

Вечером поздним Феодосья Игоревна, велев Прасковье ложе свое готовить, отправилась к сыновьям. Застала там Федора Даниловича, уже уложившего княжичей в постели и собиравшегося гасить свечи.

— Не гаси, Данилыч. Я после сама потушу.

Она осмотрела покои. Александр, кажется, спит уже, только Федор глядит матери навстречу тихо и ласково. На полу, в ногах у ложа Александра, прикрытый старым корзном, спит, свернувшись клубочком, мальчик возраста княжичей.

Заметив взгляд княгини, кормилец молвил виновато:

— Ничего не мог поделать, княгиня. Александр хотел его даже к себе на ложе взять. Может, тихонько разбудим да вон?

Но Александр вдруг, не открывая глаз, сказал полусонно:

— Я те дам «вон». Слышь, Данилыч?

— Спи, спи, Ярославич. Никто, никого… Спи.

Княгиня улыбнулась, подошла к младшему, поцеловала его в лоб, перекрестила:

— Спи, сынок. Никто слугу твоего не тронет.

Александр вздохнул глубоко и облегченно. Он большим напряжением не позволял себе спать, дабы Данилыч не выдворил из покоев Ратмира. Слова матери успокоили его, и дальнейшее слышал он в полудреме, погружаясь в вязкий и сладкий сон.

— Пусть мальчишка около привыкает, — сказала княгиня.

— Верно, — легко согласился кормилец, — вырастет рядом, будет, как пес, предан.

Переговариваясь так, они и не подозревали, что «пес» не спит вовсе. Как было уснуть Ратмиру сразу на новом месте, в покоях княжеских, да еще при споре, поднявшемся вокруг него. В душе его благодарной зрела любовь к своему юному господину, единственному его покровителю и защитнику в этой новой и необычной жизни. Он уже сейчас готов был кинуться за него на кого угодно, чтобы доказать свою преданность и любовь. И даже пренебрежительное слово «пес», оброненное господами, не обижало Ратмира, а, наоборот, тешило. Он-то знал, что у человека нет преданней твари, чем собака. И если ему, Ратмиру, выпал удел быть при князе, он будет самым преданным другом.

Ратмир слышал, как, попрощавшись, ушел кормилец. Как княгиня сама потушила свечи, оставив только одну, и долго сидела у постели больного сына. И когда уже уснули оба княжича, она вдруг зашептала над старшим заговор, и Ратмир, слушая жаркие эти слова, начинал и к ней — матери своего господина — ощущать теплое чувство уважения и благодарности.

— … А буде мое слово сильнее воды, выше горы, тяжелее злата, крепче горючего камня, могучее богатыря, — шептала истово княгиня, и сладкий сон накатывался на Ратмира под этот шепот. — … А кто вздумает моего дитятку обморочить, тому скрыться за горы высокие, в бездны преисподние, в смолу кипучую, в жар палючий…

Ратмир уже не слышал, как потушила княгиня свечу, как вышла.

Дружинников Федор Данилович оставил в веске. Он знал: много народу — только дичь пугать. Взяли с собой лишь Сбыслава да ловчего. У ловчего к седлу была приторочена ловушка для птиц — кутня. Клетку с воробьями вез Ратмир. Ловчий, хорошо знавший эти места, ехал впереди, за ним княжич с Ратмиром, следом — кормилец со Сбыславом. Сбыслав и кормилец были хорошо вооружены.

У Александра под кафтаном дареный бахтерец, на поясе кинжал, к седлу приторочены лук и туло, полное стрел. Хотя ничего из этого сегодня и не нужно было, кормилец всячески поддерживал в княжиче желание быть всегда вооруженным, готовым к бою. А после прочтения рассказа летописи о гибели Андрея Боголюбского кормилец заметил, как мальчик стал даже прятать на ночь под подушку кинжал.

«Пусть привыкает, — думал с удовлетворением кормилец. — И осторожность, буде время, сгодится». Он-то знал, что никто на детей не покусится, тем более что двор охранялся преданной младшей дружиной князя. Но привычка быть всегда оружным для русского князя очень нужна, и чтобы она крепче была, воспитать ее надо с детства.

Ловчий выбрал веселую, солнечную опушку леса. Спешился и сразу стал отвязывать от седла кутню.

Едва Александр остановил коня и приготовился спрыгнуть, как у стремени оказался Ратмир.

— Давай пособлю, князь.

Ратмир поймал ножку в мягком сафьяне и помог княжичу спуститься на землю. Тот сказал с укором:

— Ты хоть на людях не лезь с этим. Сам соскочу.

— Скачи, — пожал плечами Ратмир. — Только какое тогда будет у людей почтение к тебе, князю?

— Это отчего?

— Оттого, что князь, как смерд простой, будет влезать да слезать с коня.

— Ишь ты, — княжич с любопытством посмотрел на Ратмира, словно впервые его увидел.

Кутню устанавливали все, даже княжич принял участие. Его очень заинтересовало устройство ловушки. Воробьев, привезенных в клетке, ловчий поместил в среднюю часть кутни. Потом насторожил дверцы.

— Ну вот, — сказал он. — Дело за ястребом.

Александр внимательно осмотрел настороженную кутню, обошел ее вокруг. Кормилец подошел сзади, положил ему руку на плечо:

— Зри, Ярославич. Какая ястреб птица! Умная, храбрая, а вот такую ловушку ума недостает облететь.

— У старого ястреба достает, — сказал ловчий. — В кутню только молодые и попадаются.

Федор Данилович даже не оглянулся на ловчего, но сказанное ему понравилось.

— Слыхал? — спросил он негромко Александра. — И в нашем ратном деле можно в такую кутню угодить к поганым, что и святые не помогут.

Александр поднял на кормильца темные задумчивые глаза, спросил: