Сергей Мосияш - Александр Невский

— Славный хан, прими скромные подарки и дружеский привет от князя новгородского Александра Ярославича.

— Молодец, что сам притек, — перевел толмач слова хана. — Можешь встать. Не пристало лучшему русскому князю на коленях стоять. Для меня все храбрые воины — братья, всех у сердца держать готов.

Александр встал, сдержанно поблагодарил за такую честь и добавил:

— Учиться ныне счастливому ратоборству есть у кого, хан. И если мне на рати везло доныне, то лишь как ученику твоему.

Батый тихо засмеялся, вполне оценив лестную оценку русского князя.

— Ой, лукавишь, князь Александр. Где ж тебе учиться у меня было, коли мы копий с тобой не переломили.

— Мне доставало получать ведомости о твоих счастливых ратях. Из них я все видел. Видел и понимал, сколь искусен ты в ратоборстве.

— И этого хватило для учения?

— Хватило, хан.

— Ну, спасибо, Александр. Вижу, искренен ты. Выпей со мной кумысу, стань тоже татарином.

Слуга бесшумно наполнил две серебряные чаши шипучим кумысом, подал с поклоном хану. Он взял их в руки и ту, что была в левой, протянул гостю.

— Возьми, князь, от чистого сердца. Пей.

Александр подошел, взял чашу, поблагодарил поклоном и, отступив на шаг, стал пить. Теперь одним глазом из-за края чаши он близко видел лицо хана Батыя. Оно было несколько одутловатым, с красными пятнами, проступавшими на щеках и даже на высоком, убегающем назад челе. Цвет глаз трудно было определить, так как из-за припухших век едва угадывались лишь зрачки, поблескивавшие хитро и мудро.

Быстро и незаметно слуга принял у князя опустошенную чашу.

Батый с любопытством и несколько бесцеремонно разглядывал гостя, оказавшегося из-за кумыса вблизи трона. Ему нравилось, что князь не отводил глаз и почему-то не пятился на прежнее место, как это обычно делали другие, испив пожалованный ханом кумыс.

— Я знаю, ты приехал с просьбой, князь Александр. Говори, и я исполню ее. Ибо хвалы, которые я слышал о тебе, ниже того, что я увидел ныне. Я полюбил тебя как сына. Говори же.

— У меня просьба одна, хан. Верни с дороги отца моего князя Ярослава Всеволодича.

— Верну, — сразу сказал Батый, но, подумав, уточнил: — Если успею. Он, наверно, уже под Каракорумом.

— Все равно прошу тебя, хан, пошли вслед гонца. Вороти князя.

— Эй, — хлопнул в ладони Батый. — Позовите Угнея.

Бесшумно кто-то из слуг выскользнул из шатра.

— А ведь князь Ярослав поехал утверждаться великим князем, — заговорил опять Батый. — Скажи, зачем ты хочешь воротить его?

— Затем, — сказал Александр, впиваясь взором в лицо хана, дабы не упустить ничего. — Затем, что его вызвали, чтоб убить.

— Убить? — У Батыя даже приоткрылись глаза, и Александр подумал: «Хан не знает».

В следующее мгновение хан взглянул в сторону на сидевшего на лавке татарина и проворчал раздраженно: «Старая ведьма! Опять коня за хвост тянет».

Толмач не перевел эти слова, поскольку они не гостю предназначались, а сыну хана Сартаку, но Александр понял, что сказал Батый.

— Пошли скорее гонца, — отвечал Сартак отцу. — Может, для этого она станет дожидаться конца курултая [98] Курултай — съезд татарской знати, обычно приуроченный к выборам великого хана, и праздники, связанные с этим. . Тогда он успеет.

И это понял Александр, а главное, он понял, что хан искренне хочет помочь ему, и не только из личной приязни, но и из-за тайного соперничества с каракорумским двором. Он теперь сам убедился, что Сарай и Каракорум действительно враждуют, и это обязательно следует использовать хоть для малого блага Русской земли.

Князь Александр поймал себя на мысли, что и этому надо учиться у врага. Ведь не будь на Руси междоусобиц, возможно, никогда б не подпала она под копыта татарских коней.

«Пусть ругаются татары, пусть грызутся меж собой».

— Ты что-то хотел сказать, князь Александр? — спросил Батый, ощупывая лицо его цепким, проницательным взором.

— Я подумал, хан, — мгновенно нашелся Александр, — позволят ли там твоему гонцу исполнить твое веление?

— Мое исполнят, — жестко сказал Батый. — Лишь бы успеть. Эй, где Угней?

— Он здесь, хан.

Вошел невысокий крепкий татарин, поклонился хану.

— Угней, возьми мою пайцзу и скачи в Каракорум. Днем и ночью не слезай с седла. Вороти русского князя Ярослава.

— Повинуюсь, хан, — отвечал с поклоном Угней. — Что я должен сказать великой ханше Туракине?

— Она не должна видеть тебя. Слышишь? Ты мой раб, а не Туракины.

— Да, хан, — опять поклонился Угней. — Я только твой раб. Но что мне сказать тогда Ярославу?

— Князю скажешь — его там хотят убить, и я велю ему немедленно вернуться в Сарай. Ступай.

Получив золотую дощечку-пайцзу — ханский пропуск, Угней вышел из шатра.

— Ну вот, — улыбнулся Александру Батый, — теперь пусть помогает ваш бог. Я свое сделал.

— Спасибо, хан. Я никогда не забуду твоей услуги.

— Это не услуга, князь. Хан никому не служит. Он лишь исполняет свое слово.

Батый поднялся, и гость понял: пора уходить.

В шатре у Батыя князь Александр, следуя обычаю, внимал только хану и ни с кем более не то что словом, даже взглядом не обменялся. Но догадался, что о старой Туракине Батый перекинулся словцом с сыном Сартаком. Кто ж, кроме сына, столь вольно мог советовать хану, как надо поступать?

Александру, конечно, очень хотелось поговорить с Сартаком, о котором много порассказал ему отец, но в шатре у хана об этом и думать было нечего. Надо было напрячь весь ум и волю на разговор только с Батыем, дабы не поддаться на какую-нибудь хитрую уловку, на которые великим мастером был хозяин Золотой Орды.

Выйдя от Батыя и воротившись в свой шатер, князь припомнил весь разговор от слова до слова и решил, что не сделал ни одной промашки. Даже польстил в меру, а главное — искренне. Его действительно поражали успехи татар при взятии городов. Ведь ни один не устоял пред ними. Значит, воины татары отменные. И учиться у них есть чему. Размышления его прервал татарин, вошедший в шатер. Он сказал по-русски:

— Князя Александра зовет в свой кибитка ханыч Сартак.

Ну что ж, этой встречи он давно желал и подарок Сартаку приготовил особый — воинский: железную рубашку — брони и меч, откованный полоцким мечевщиком Радимом, с рукоятью, изукрашенной драгоценными каменьями. Александр знал по себе — для воина нет желанней подарка.

Они так и шли гуськом по городу к кибитке Сартака: впереди татарин, затем князь, за князем Светозар, несший подарок — брони и меч.

Кибитка ханского сына, сделанная из белого войлока, громоздилась на широкой, в несколько сажен, телеге; вкруг нее, как цыплята к наседке, жались кибитки поменьше и даже совсем маленькие, крытые войлоком темным, некоторые — почти черным. В них жили слуги Сартака, не имевшие права использовать белый войлок не только для крыши, но и внутри жилища. Если б такое случилось, то расценивалось бы как оскорбление ханыча и поползновение на его права, за что полагалось жестокое наказание, вплоть до лишения жизни.