Дмитрий Вонляр-Лярский - Грех у двери (Петербург)

Софи чуть не покачнуло. Оскорбление, нанесённое мужем, ударило внезапно по затерявшейся в её жилах капельке той тысячелетней норманнской крови, перед которой трепетала некогда Европа. Таинственная капелька, казалось, мгновенно разбухла, вскипела и метнулась вспять, зажигая по пути все остальные, сонные, славянские кровинки. Огненный поток хлынул прямо в сердце и стал его давить.

В глазах Софи пошли красные круги; что-то подталкивало её вскочить на ноги и выпрямиться. Руки напряглись, цепляясь за подлокотники кресла.

Под пальцами хрустнул веер.

— Urn Gottes Willen, Vorsicht! [361] Ради Бога, осторожней! (нем.). — проскрипел над самым ухом германский военный. Оплошный жест замечтавшейся о чём-то молодой женщины грозил гибелью ценной безделушке, которой он только что в антракте любовался. На пергаментных складках веера с ажурной перламутровой оправой были доспехи, знамёна, лавры и в медальоне — прусский король, въезжающий в Париж бок о бок с Александром I.

Софи как мокрой губкой провели по затылку: она на людях. Но сознание, что надо сдержаться, только разжигало жажду вырваться скорей, всё равно куда, лишь бы на простор, где можно дышать полной грудью.

Занавес опустился.

Подумав, что это антракт, Софи поднялась. Но происходила лишь смена картин, люстры продолжали по-прежнему тускло мерцать, в партере никто не шелохнулся, капельмейстер, оставаясь на возвышении, даже палочки не выпустил из рук.

Тётя Ольга говорила что-то вполголоса Извольскому, успевшему поменяться местами с Сашком.

Заметив, что Софи стоит, она удивлённо прищурилась.

— Что с тобой?

— Мне нехорошо, я хочу уехать.

— В уме ли ты?

Тётя Ольга показала глазами: насупротив сидят цари; пока они здесь, светская женщина — как часовой на посту; распускаться недопустимо.

Она протянула Софи не покидавший её золотой флакончик английских солей:

— Подбодрись и на понюхай!

— Oest qu'elle est vraiment palotte [362] Она в самом деле бледновата (фр.). , — заметила баронесса. В утешение она поведала Софи со слов мужа, что их величества не останутся до конца; терпеть, следовательно, всего ещё одну только картину.

— Et je serai la pour faire au besoin le cavalier servant, — прибавил Извольский. — Il faut absolument que je me sauve apres la cavatine [363] Cavatine — каватина — лирико-повествовательная оперная ария, отличающаяся простым песенным складом и отсутствием значительных темповых контрастов. Каватине часто предшествует речитатив. В «Русалке» за речитативом Князя следует его каватина. ; j'ai encore des pieces a signer ce soir [364] Я к вашим услугам, в случае надобности, за кавалера. Мне необходимо исчезнуть после каватины. У меня ещё важные бумаги к подписи сегодня (фр.). .

Музыка возобновилась.

Софи села в кресло. Гордость продолжала её душить, не давая доступа никаким другим чувствам и мыслям. Спектакль, музыку, царей, соседей заволокло опять густым туманом.

Остальные приглашённые и сама хозяйка ложи погрузились сейчас же в поплывшую перед ними красивую сказку.

На сцене была лунная ночь и знакомый уже берег с деревьями и осокой над Днепром. Только мельница полуразвалилась, а площадка подле дуба местами заросла травой. При свете месяца со дна реки на берег выходили нежиться русалки.

Насторожившись и почуяв, что где-то близко люди, они оробели и скрылись.

Задрожали бархатные теноровые ноты: «Невольно к этим грустным берегам…»

При первых звуках каватины княгиня Lison закатила глаза.

— Ce timbre de voix me donne toujours des frissons delicieux. [365] От этого тембра голоса меня всегда бросает в сладкую дрожь (фр.).

Она, по обыкновению, повернулась за сочувствием к соседкам. Но баронесса умоляюще попросила её помолчать.

Тётя Ольга опустила веки.

— «Мне всё здесь на память приводит былое и юности красной привольные дни», — лилась широкая волна bel canto [366] Bel canto — бельканто, особая, красочная манера пения, получившая широкое распространение в Италии с XVII в. в связи с зарождением и развитием оперного жанра. Для стиля бельканто характерны исключительная мелодическая связность, чёткость дикции, обилие виртуозных эффектов, изящество и красота звучания. .

Старухе чудилось, что всё это происходит не сейчас, а полвека назад и поёт Марио [367] Марио Джузеппе (1810–1883) — граф, знаменитый итальянский певец (тенор). Пел в Санкт-Петербурге в 1849 и 1868 годах. . Встали тени, вереницы давно ушедших теней, напомнивших о многом, многом…

Чудо продолжалось несколько мгновений. Тётя Ольга была другого закала! Рабочий день её далеко не кончился: после театра она едва поспеет на вечер, куда званы знакомиться со светской знатью благонадёжные деятели новой, третьей, Думы; а до того надо ещё поисповедовать как следует Извольского.

Собинов допел каватину, но министр продолжал неотрывно следить за оперой.

Скрипки проделали в унисон длинный вступительный пассаж. Листья с дуба посыпались. Перед князем появился одичавший рехнувшийся мельник.

Все глаза в театре приковал к себе Шаляпин. Полунагой, всклокоченный, в лохмотьях, с безумной искрой в глазах, с обрывками листьев в спутанной бороде, он давал потрясающий образ.

— «Я бесам продал мельницу запечным, а денежки… а денежки!..»

Зазвеневшие ноты верхнего басового регистра перешли в зловещий шёпот:

— «Их рыбка-одноглазка сторожит»…

И на высоком ми-бемоль Шаляпин дико, жутко захохотал.

— Почти старик Сальвинии [368] Сальвини Томазо (1829–1915), итальянский актёр, трагик. Один из замечательных исполнителей ролей в трагедиях Шекспира. в «Короле Лире», — восторженно шепнул Сашок Извольскому.

— Фигура! — согласился генерал в черкеске.

Князь Жюль, смущённо озиравшийся до тех пор на Тата, поднял бинокль.

— Et dire que c'est un [369] Только подумать, что это (фр.). бывший архиерейский певчий.

Но дамы ожесточённо на него зашикали.

— «Какой я мельник, — гремел Шаляпин, закидывая руки, будто за плечами у него были недоросшие крылья. — Говорят тебе, я ворон, а не мельник!»

Затем, присев на корточки, он мутным взглядом уставился на месяц, как волк, осенней ночью волчицу подвывающий.

Слушатели сидели в оцепенении до тех пор, пока не упал занавес.

Софи, очнувшись, встала и подошла к тёте Ольге.

Но та её и не заметила в разгаре доверительной беседы с Извольским.

Министр в чём-то убеждал статс-даму.

— Час от часу не легче, — воскликнула она, дослушав его до конца. — Только внутри будто успокоилось, как уж извне грозят новые напасти…

Извольский поглядел на свои зеркальные ногти.

— Cette preponderance usurpee par Berlin ne saurait etre sous-estimee [370] Преобладающее влияние Берлина нельзя недооценивать (фр.). .

Тёте Ольге показалось, будто кто-то уже раньше говорил ей именно так. Но было не до того, она переспросила: