Павел Северный - Ледяной смех

— Батюшка, ты молча соглашайся, потому не о пустяках говорю. Главное, никаким разговорам не верь. Самому Колчаку на слово не верь, что нет надобности опасаться в Сибири власти большевиков.

Власть эта теперь, при настоящих обстоятельствах, неминуема. И сколько бы нас ни утешали побасенками, красные в Красноярске будут и дальше его будут.

Теперь пойдет разговор о Харбине. Город он, можно сказать, совсем русский, хоть и находится на китайской земле. В Харбине, батюшка, нам придется жизнь налаживать. В твои дела нос не сую. Сам знаешь, на какую пуговицу застегиваться. Но моими делами о приобретении лесных концессий все же займись. Помнишь, Никанор, воротясь из Харбина, говорил о концессиях Ковальского?

— Обязательно помню.

— Будь добр, навести его. Познакомься. Он из себя барин. Человек с гонором, как любой шляхтич. Но тебя ли, батюшка, учить, как с людьми обходиться. Ты, если захочешь, любого к себе расположишь. Он был богат, но люди помогли подскользнуться. Вот у меня и завелась мысль помочь ему на ноги встать, чтобы самой уверенней по китайской земельке шагать. На досуге заведи знакомство с концессионерами Поповыми. У них дела тоже в женских руках. Кроме того, они русские, а с любым русским можно сговориться. Никанор знаком с ними. Говорили мне, даже одинова в их доме обедал. А теперь, батюшка, не сердись, что один совет дам.

— Говори.

— Упаси тебя господь от каких-либо дел с братьями Скидельскими. Прошу, не связывайся с ними. А самое главное, заведи знакомство с генералом Хорватом, и уж для него ничего не жалей, потому он нам пригодится. По расходам для Хорвата я с тобой в пай иду. Теперь о Миканоре. Люблю брата. Но ты с него, батюшка, глаз не спускай. Слышала от дельных людей: смазливых бабенок всяких мастей у него тьма-тьмущая. А главное, в обращении с мужским сословием они больно нахальные.

— Брат твой — не малолеток.

— Но все одно мужик. Шлея иной раз и ему под хвост может попасть, а тогда от греха придется откупаться да и недешево. Чего это вы его до сих пор не женили? Ну, ладно, о главном сказала.

Теперь о вас самих. Дом в Харбине покупайте просторный. Все вместе станем жить, потому чужбина. Матушку берегите, как зеницу ока. Об этом и вас, сестры, прошу. Потому наша матушка, она матушка и есть. Сами знаете, какая она душевная.

Девушка в сиреневом платье с кружевным передником, шмыгая носом, подала на стол блюдо с жареным. Васса Родионовна, сочувственно взглянула на нее.

— Желе пусть Марья подаст. Сама напейся горяченного чая с малиной и на печь. Второй день, шмыгая, бродишь. Не бережешь здоровье.

— Дак, я…

— Помолчи! Почему позавчера в одном платье в собор за лампадным маслом бегала?

— Дак, я…

— Все! Ступай! Малины в чай не жалей, с потом из тебя жизнь не вытечет. Ступай!

Девушка ушла.

— Круглая сиротка. Решила взять ее с собой, Настасья Владимировна. Со мной и на чужбине не пропадет. Вот каким боком без царя нам все оборачивается: не тем боком, возле которого, пригревшись, привыкли дышать. Конечно, после драки нечего кулаками размахивать. Не на нашей стороне военное счастье, потому все дельные генералы у большевиков, а у нас…

Васса Родионовна, махнув рукой, продолжала:

— Все наши генералы, кои возле Колчака, мне, прямо должна сказать, не по душе.

Разговаривая, Васса Родионовна разложила по тарелкам куски тушенных в сметане рябчиков. Кошечкин сиросил дочь:

— Зинаида, покинув Новониколаевск, заезжала к тебе?

— Осчастливила. Зинка хоть и сестра мне, но безо всякого женского характера. Во всем за штаны муженька держится, как дитя несмышленое. А это до добра не доведет.

— Что правильно, то правильно. Не твой у нее характер. Сами когда тронетесь?

— Как только вагоны с вещами отправим. Но не раньше как через неделю.

— Как же вагоны достали?

— Чешский начальник Сыровый помог, ну, конечно, не за спасибо.

— Сколько вагонов?

— Два целиком нашим добром загрузили, а вещи, кои в них не вошли, по разным вагонам в чешском эшелоне рассовали.

— С тобой, Васса, можно жить как в раю.

— А иначе нельзя, батюшка. Сами все наживали, вот и жалко бросать. Дом-то какой оставляем.

— Может, воротимся?

— Только во сне, батюшка. Только во сне. У большевиков хватка — дельнее купеческой. Помог бы господь вагоны отправить.

— Могу обрадовать, женушка. Ушли седни раненько поутру наши вагоны.

Васса Родионовна от неожиданно услышанной от мужа новости выронила из руки вилку. Не сводя глаз с мужа, перекрестилась.

— Подойди ко мне, Вовочка, я тебя расцелую.

Красногоров подошел к жене. Они расцеловались.

— Что же ты про такую новость так долго молчал?

— Я давно хотел сказать, но ты велела подождать.

— Верно. Не почувствовала, что дельное скажешь. Ну, садись, а то жаркое простынет.

Красногоров, довольный, сел на свое место и, налив в рюмку водки, выпил.

— Да верно ли, что ушли вагоны? Уж больно большая радость. Обидно, если…

— Успокойся, женушка. Своими глазами видел, как эшелон с ними ушел.

Васса Родионовна, улыбаясь, перекрестилась вторично.

— Может, еще что скажешь?

— Если дозволишь. Знаешь, Колчак на днях затребовал с фронта Третий Особый полк.

— Помню, говорил про это.

— Так вот, командира этого полка он назначил комендантом станции.

— Вот и хорошо. Тот комендант был хапуга, без совести.

— Новый комендант вчера такой ход сделал. Отнял у чехов шестьдесят теплушек.

— Как так?

— Очень просто, женушка. Приказал солдатам оглядеть в чешских эшелонах все вагоны и, если не заполнены людьми по-должному числу, уплотнять их населенность. Вот солдаты и выглядели шесть десятков вагонов.

— А чехи что?

— Ничего. У коменданта-то под рукой полк. Да разве это все. Он у поезда самого Жанена отнял второй запасный паровоз.

— Шутишь?

— Ей-богу. Француз, конечно, к Колчаку кинулся. А тот встал на сторону коменданта.

— Давно надо было Колчаку на союзников не оглядываться. Хорошо, что наши вагончики вовремя ушли.

— Как фамилия коменданта? — спросил зятя Кошечкин.

— Несмелов.

— Из себя ростом высокий, без левой руки?

— Такой обликом. Знакомы с ним, батюшка?

— В пути мельком встретился.

— Видать, дельный мужик.

— Сурьезный офицер и на решения быстрый.

Кошечкин промолчал, при каких обстоятельствах произошла его встреча с Несмеловым и не заикнулся об убийстве им Лабинского.

— Встреча моя с ним была недолгой, но зато памятной. Случилось это, Анастасия Владимировна, в тот же день, как мне удалось свидеться с Вадимом Сергеевичем.

И Кошечкин снова ничего не сказал Настеньке Кокшаровой о судьбе ее отца, посчитав, что говорить об этом не имеет права, ибо знал, что весть может совсем сломить девушку.