Павел Северный - Ледяной смех

В морозной мглистости декабрьского рассвета Муравьев провожал уезжавших из Красноярска Красногоровых, а с ними любимую Настеньку Кокшарову, Калерию Кошечкину и Певцову.

Заботливо укутав Настеньку в собачью ягу, Муравьев усадил ее в большую кошеву вместе с Калерией Певцовой.

От волнения все мало говорили, а если и говорили, то совсем ненужных пустяках. Муравьев не отводил глаз от Настеньки. Наконец наступил момент, когда все расселись и три тройки, взяв с места, зазвенев колокольцами, уже через минуту потерялись из глаз провожавших, хотя еще слышался, но уже приглушенно, звон колокольцев.

Вернувшись на станцию, Муравьев застал в комендатуре взбешенного Несмелова. Увидев Муравьева, комендант закричал:

— Куда вас носили черти в такую рань?

— Я провожал. Вы разрешили.

— Помню, помню. Берите взвод и на полусогнутьх к санитарному поезду на девятом пути. Шотландские юбочники опять дурят, пытаясь захватывать паровоз для своего состава.

— Разрешите выполнять.

— Постойте, Муравьев. Действуйте смело, согласуясь с обстоятельствами. Вы это умеете. Разрешаю в случае необходимости применять оружие. С богом!

За последние дни это было уже не первое намерение шотландских стрелков захватывать паровозы, чтобы покинуть Красноярск. Но согласно составленному комендантом станции графику, согласованному с иностранным командованием о порядке движения иностранных эшелонов, поезд шотландских стрелков должен был покинуть Красноярск только через три дня.

Выполняя приказ коменданта, Муравьев уже через считанные минуты со взводом солдат был у санитарного поезда. Он прибыл в момент, когда шотландский капрал с несколькими солдатами пытались отцепить от состава паровоз, но им не давали этого сделать высыпавшие из вагонов раненые.

Обозленные неудачей солдаты во главе с капралом стащили с паровоза машиниста, начали избивать, а сбив с ног, с ожесточением пинали его. Появление Муравьева с солдатами остудило пыл англичан, но лишило выдержки капрала. Выкрикивая брань, он кинулся к Муравьеву. Толкая офицера в грудь кулаком, требовал приказать машинисту отцепить паровоз от состава.

Муравьев сильным ударом отшвырнул от себя капрала и подал команду окружить паровоз, что солдаты немедленно сделали, ощетинившись штыками.

Окровавленный машинист, с трудом поднявшись на ноги, направился к паровозу, но капрал выстрелил ему в спину, и машинист рухнул на снег.

Муравьев, выхватив из кобуры наган, разрядил его в воздух, капрал выстрелил в Муравьева, но не попал. Раздались два выстрела Муравьева. Капрал, зашатавшись, встал на колени и, еще раз выстрелив, упал.

Шотландские стрелки разбежались в разные стороны.

Муравьев подошел к машинисту, убедившись, что он мертв, послал взводного сообщить коменданту о происшествии на девятом пути у санитарного поезда…

Через час после стрельбы у санитарного поезда союзное командование заявило Колчаку строгий протест, потребовав за убийство капрала расстрела капитана Муравьева.

Не ограничившись протестом, союзное командование Предприняло попытку военной демонстрации, приведя свои воинские подразделения в боевую готовность, выставив усиленную охрану возле всех союзных поездов, находившихся на станции.

Однако решительные действия коменданта Несмелова, приказавшего в свою очередь оцепить эшелоны иностранных миссий солдатами Третьего Особого полка, наставило союзников отказаться от демонстрации своей силы, снять вооруженную охрану, отменить боевую готовность своих подразделений…

А еще через час комендант Несмелов был вызван в поезд Колчака. Несмелов не раз слышал разные рассказы о внезапных вспышках адмиральского гнева, когда в виновных, несмотря на чины, летели любые предметы, оказавшиеся под рукой адмирала.

Войдя в салон, Несмелов замер на месте, когда Колчак, стоявший у письменного стола, ринулся к нему с сжатыми кулаками, выкрикивая срывающимся голосом:

— Мерзавец! Умалишенный! Как смели допустить стрельбу в союзников?

Лицо адмирала от гнева было серым. Большие глаза готовы испепелить переполнявшей их злостью.

— Отвечайте! Я требую ответа!

— Только после того как перестанете кричать!

Колчак вне себя схватил Несмелова за плечи, а оторвавшийся левый погон полковника остался в адмиральской руке.

— Ваше превосходительство, уберите руки, — холодным шепотом попросил Несмелов, готовый оторвать от своих плеч адмиральские руки.

Спокойствие Несмелова на минуту отрезвило Колчака. Увидев в руке погон, не зная что с ним делать, бросил его на письменный стол. Не глядя на Несмелова, выкрикнул:

— Это случайность! Слышите, случайность! Давно пора сменить на генеральские. Упрямились? Демонстрировали ко мне свое неуважение, свою пагубную самостийность. Спрашиваю, почему оставались полковником?

— Ибо сражаюсь с большевиками не из-за чинов.

— Как смеете разговаривать со мной в таком тоне! Заставлю вас замолчать!

— Не сомневаюсь! — Лед в голосе Несмелова вновь вызвал вспышку гнева, адмирал вновь кричал:

— В чем не сомневаетесь?!

— В том, что способны заставлять людей молчать! Слышал, как приказывали расстреливать непослушных.

— О чем вы?

— О том, что заставить меня замолчать можно только физическим уничтожением.

— Несмелов, не забывайтесь! Разговариваете с вашим правителем!

Ощупывая глазами стоявшего перед ним невозмутимого полковника, адмирал вновь закричал:

— Почему стоите?! Садитесь!

— Привык любой разнос начальства выслушивать стоя.

— Вы классический образец тупой офицерской самовлюбленности!

— Благодарю вас. Но за нее, ваше превосходительство, мной заплачено шестью ранами и потерей руки.

— Постойте! Поймите! — Адмирал задыхался от нервной одышки. — Со мной не надо спорить. Поймите! В пашем положении нельзя ссориться с союзниками из-за какого-то машиниста. Англичане уверяют, что он большевик. Они уверены, что Муравьев, защищая большевика, убил капрала.

— Союзники по привычке всегда врут. Погибший машинист отступал с нами от самого Омска.

— Но как нам доказать англичанам, что он действовал правильно, не подчиняясь их требованиям?

— Разве собираетесь доказывать? Ставлю вас в известность, что, данной вами мне властью коменданта, и потребую, чтобы при похоронах машиниста присутствовал почетный караул части, повинной в его гибели.

— Зачем?

— Для вашего престижа.

— Они не выполнят вашего требования. Именно шотландцы настаивают на расстреле Муравьева. А этот Муравьев из молодых да ранних. Видимо, из патриотов, питающих ненависть к иностранцам. Офицерская молодежь слишком щедра на ненависть.