Лью Уоллес - Бен-Гур

— Позволь нам сначала пройти и увидеть.

Человек обидно засмеялся.

— Вот еще, Христос! Как же вы узнаете Его?

— Он родился этой ночью и лежит в яслях — так нам было сказано; а в Вифлееме есть только одни ясли.

— В пещере?

— Да. Пойдем с нами.

Они прошли через двор незамеченными, хотя некоторые до сих пор не спали, обсуждая чудесный свет. Дверь в пещеру была открыта. Внутри горел светильник, и они бесцеремонно вошли.

— Мир вам, — сказал часовой Иосифу и человеку из Бес-Дагона. — Вот эти люди ищут ребенка, рожденного нынче ночью, которого узнают по тому, что Он, завернутый в пеленах, лежит в яслях.

На мгновение лицо назаретянина дрогнуло, и он сказал, отвернувшись:

— Ребенок здесь.

Их провели в ясли, и там был ребенок. Фонарь светил ярко, и пастухи сгрудились вокруг младенца. Малыш был таким же, как любой новорожденный.

— Где его мать? — спросил часовой.

Одна из женщин взяла младенца, подошла к Марии, лежащей рядом, и положила ребенка в ее руки. Все окружили их.

— Это Христос! — сказал, наконец, пастух.

— Христос! — повторили они все, падая на колени. Один из них повторил несколько раз:

— Это Господь, и слава Его превыше земли и неба.

И простые люди, ни минуты не сомневаясь, поцеловали край платья матери и удалились с радостными лицами. В караван-сарае немедленно окружившим их постояльцам пастухи рассказали свою историю; через город и всю дорогу до мара они пели услышанное от ангелов: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!»

Рассказ распространился по всему городу, подтвержденный виденным всеми светом, и на следующий день, и многие дни потом в пещеру заходили толпы любопытных, некоторые из которых верили, но большинство смеялось и издевалось.

На одиннадцатый день после рождения младенца, перед наступлением вечера, три мудреца приближались к Иерусалиму по дороге из Сихема. После того, как дорога пересекла Кедрон, они встречали многих людей, и каждый останавливался, чтобы рассмотреть их.

Иудея по необходимости была тогда международным перекрестком; через ее узкую возвышенность, сжатую пустыней с востока и морем с запада, проходил торговый путь между востоком и югом, на чем и было основано благосостояние страны. Другими словами, богатства Иерусалима создавались и пополнялись торговыми пошлинами. Соответственно, ни в каком другом городе, кроме, может быть, Рима, чужестранец не привлекал меньшего внимания, чем в стенах и окрестностях Иерусалима. И тем не менее этих троих .замечали все встречные.

Ребенок на руках у одной из женщин, сидевших близ дороги напротив Гробницы Царей, увидев приближающихся, захлопал в ладоши и закричал: «Смотрите, смотрите! Какие колокольчики! Какие большие верблюды!»

Колокольцы были серебряными, а верблюды, как мы видели, — необычайных размеров и белизны; движения их были величественны, а снаряжение говорило об огромных пустынных просторах, а также и об огромном богатстве владельцев. Но не колокольчики, не верблюды, не их снаряжение и не внешность чужестранцев вызывали наибольшее удивление, а вопрос, задаваемый человеком, который ехал первым.

С севера к Иерусалиму ведет дорога по долине, доходящей до Дамаскских ворот; по обеим ее сторонам простирались в прежние времена плодородные поля и красивые оливковые рощи, которые должны были особенно радовать глаз тех, кто только что покинул безводные пустыни. На этой дороге мудрецы и остановились перед группой людей, направляющихся к Гробницам.

— Добрые люди, — сказал Балтазар, поглаживая свою заплетенную бороду и нагибаясь из седла, — не Иерусалим ли там?

— Да, — отвечала женщина, на чьих руках свернулся калачиком ребенок. — Будь те деревья пониже, ты бы видел отсюда башни на Рыночной площади.

Балтазар взглянул на грека и индуса, затем спросил:

— Где родившийся Царь Иудейский?

Женщины молча переглянулись.

— Вы не слышали о нем?

— Нет.

— Тогда скажите всем, что мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему.

После этого друзья поехали дальше. Другим они задавали тот же вопрос, и с тем же результатом. Повстречавшаяся им толпа была так изумлена загадкой, что прервала свой путь к пещере Иеремии и, повернув, последовала за путешественниками обратно к городу.

Трое были настолько заняты мыслями о своей миссии, что не обращали внимания на разворачивавшиеся перед ними чудесные виды: ни на селения, ни на стену с сорока мощными башнями, число которых объяснялось отчасти требованиями обороны, а отчасти требовательным вкусом царя-строителя; ни на Сион — высочайшую из близлежащих гор, увенчанную мраморным дворцом; ни на сверкающие террасы храма на Мории, признанного одним из чудес света; ни на величественные горы, обрамляющие священный город.

Наконец они приблизились к высокой башне, в которой находились ворота на месте нынешних Дамаскских и перед которой сливались три дороги: из Сихема, Иерихона и Гаваона. Вход охранял римский стражник. К этому времени народ, следующий за верблюдами, образовал процессию, достаточную, чтобы немедленно привлечь к себе зевак у ворот, так что, когда. Балтазар нагнулся к часовому, мудрецы оказались в центре тесного кольца желающих услышать его слова.

— Мир тебе, — ясным голосом сказал египтянин.

Часовой не ответил.

— Мы прошли огромные расстояния в поисках родившегося Царя Иудейского. Можешь ли ты сказать нам, где Он?

Солдат поднял забрало шлема и громко позвал. Из помещения справа от прохода показался офицер.

— Дорогу, — крикнул он толпе, и поскольку та не спешила выполнять приказ, двинулся вперед, яростно расталкивая людей своим дротиком.

— Что тебе, — спросил он Балтазара на городском жаргоне.

Балтазар ответил все тем же:

— Где родившийся Царь Иудейский?

— Ирод? — спросил офицер в замешательстве.

— Царство Ирода от Цезаря; не Ирод.

— Нет другого царя иудейского.

— Но мы видели звезду Того, кого ищем, и пришли поклониться Ему.

Римлянин задумался.

— Проезжайте, — сказал он наконец. — Проезжайте. Я не еврей. Спросите у книжников в Храме или же у Анны, первосвященника, а еще лучше у самого Ирода. Если есть другой царь иудейский, он найдет его.

Он пропустил чужестранцев, и те проехали в ворота. Но прежде, чем углубиться в узкие улочки, Балтазар помедлил, чтобы сказать своим друзьям:

— Мы достаточно известили о себе. К полуночи весь город будет знать о нас и нашей миссии. Направимся же теперь в караван-сарай.

Вечером того же дня, перед закатом, несколько женщин стирали белье на верхних ступеньках лестницы, ведущей к Силоамскому пруду. Они стояли на коленях каждая перед своей глиняной лоханью, а снизу им приносила воду в кувшине весело распевающая девочка. Временами прачки садились на пятки и обводили взглядом склон Офела и вершины, называемые теперь гора Соблазна, освещенные садящимся солнцем.