Лью Уоллес - Бен-Гур

Всевластное чувство овладело тремя. Грек с трудом сдержал восклицание. Взгляд Ирода быстро перебегал с одного на другого — он был еще более подозрителен и недоволен, чем прежде.

— Вы смеетесь надо мной, — сказал он. — Если нет, скажите больше. Что последует за приходом нового царя?

— Спасение людей.

— От чего?

— От их пороков.

— Как?

— Посредством трех божественных путей: Веры, Любви и Праведных Трудов.

— Значит, — Ирод помолчал, и по его виду никто не смог бы заключить, с каким чувством он продолжил, — вы — провозвестники Христа. Это все?

Балтазар низко поклонился.

— Мы слуги твои, о царь.

Монарх прикоснулся к колокольчику, и появился придворный.

— Принеси дары, — сказал господин.

Придворный вышел, но вскоре вернулся и, опустившись на колени перед гостями, подал каждому из них ало-голубую мантию и золотой пояс. Они поблагодарили за честь с восточной церемонностью.

— Еще одно слово, — сказал Ирод, когда процедура была закончена. — Офицеру у ворот и мне сейчас вы говорили о звезде, увиденной на востоке.

— Да, — отвечал Балтазар, — Его звезде, звезде только что родившегося.

— Когда она появилась?

— Когда нам велено было прийти сюда.

Ирод встал, давая понять, что аудиенция закончена. Шагнув к ним, он сказал самым милостивым тоном:

— Если, как я верю, о удивительные люди, вы воистину провозвестники родившегося Христа, знайте, что сегодня вечером я советовался с мудрейшими из евреев, и они в один голос сказали, что Он должен родиться в Вифлееме Иудейском. Говорю вам, идите туда, идите и ищите прилежно, а когда найдете его, пришлите мне весть, чтобы и я мог прийти и поклониться ему. В путешествии вам не будет никаких препятствий. Мир вам!

И, запахнув мантию, он вышел.

Тут же явился проводник и провел их обратно на улицу, а потом и в караван-сарай, у входа в который грек порывисто сказал:

— В Вифлеем, братья, как советовал нам царь.

— Да, — воскликнул индус. — Дух пылает во мне.

— Да будет так, — сказал Балтазар с тем же жаром. — Верблюды готовы.

Они одарили распорядителя, сели в седла, узнали дорогу до Иоффских ворот и отправились. Стоило им приблизиться, как тяжелые створки распахнулись, и путники выехали на дорогу, по которой так недавно шел Иосиф с Марией. Выехав из Хинном на равнину Рефаим, они увидели свет, сначала слабый и ровный. Сердца их забились быстрее. Свет становился все ярче, они закрыли глаза, не выдерживая сияния, а когда смогли взглянуть снова, звезда, как те, что освещают небеса, но гораздо более близкая, медленно двигалась перед ними. Они воздели руки и закричали, ликуя:

— С нами Бог! С нами Бог!

Они повторяли эти слова всю дорогу, пока звезда, поднявшись над долиной за Мар Елиас, не встала над домом на склоне холма близ города.

Теперь мы переносим читателя на двадцать один год вперед, к началу управления Валерия Гратуса, четвертого имперского прокуратора Иудеи, — период, который останется в истории как предшествующий политическим волнениям в Иерусалиме, если не как само начало последнего этапа борьбы между евреями и римлянами.

В это время Иудея подверглась изменениям во многих отношениях, но более всего в политическом статусе. Ирод Великий умер в течение года, последовавшего за рождением Младенца, — при таких прискорбных обстоятельствах, что у христианского мира есть все причины видеть в этом Божью кару. Как все великие правители, отдавшие жизнь совершенствованию созданной ими власти, он мечтал о передаче трона и короны, об основании династии. По его завещанию, страна делилась между тремя сыновьями: Антипусом, Филиппом и Архелаем, последний из которых должен был унаследовать титул. Император Август признал завещание за одним только исключением: он отложил передачу титула Архелаю до тех пор, пока тот не подтвердит свои способности и лояльность, а тем временем назначал его этнархом и в этом качестве позволил править девять лет, после чего за неспособность подавить политические волнения сослал в Галлию.

Цезарь не удовлетворился удалением Архелая, но сумел самым чувствительным образом уязвить гордость народа и надменность обитателей Храма. Он понизил Иудею до римской провинции и присоединил к сирийской префектуре. Таким образом, от царя город перешел в руки второстепенного чиновника — прокуратора, который мог обращаться к римскому двору только через легата Сирии, чья резиденция находилась в Антиохе. Чтобы сделать удар еще более чувствительным, прокуратору не было позволено жить в Иерусалиме — местом его правления стала Цезария. Однако самым унизительным, самым изощренным ходом было то, что более всего на свете презираемую Самарию присоединили к Иудее как часть той же провинции! Сколь жалки были фанатики-сепаратисты или фарисеи, когда их толкали локтями и насмехались над ними при прокураторе последователи Геризима!

Под этим дождем несчастий одно, только одно утешение оставалось униженному народу: первосвященник жил во дворце Ирода на площади Рынка и держал там подобие двора. Нетрудно оценить, к чему на самом деле сводилась его власть. Решение вопросов жизни и смерти подданных было передано прокуратору. Правосудие осуществлялось именем и в согласии с декреталиями Рима. Но еще более знаменательно то, что часть царского дворца была отведена для размещения имперского сборщика налогов, его помощников, регистраторов, мытарей, информаторов и шпионов. Мечтателям о будущей свободе оставалось только успокаивать себя тем, что главным владельцем дворца был все-таки еврей. Само его присутствие напоминало о заветах и обещаниях пророков, о временах, когда Иегова правил племенами через сынов Аарона; это помогало им терпеливо ждать, когда придет сын Иуды, который станет править Израилем.

Иудея была римской провинцией более восьмидесяти лет — время более чем достаточное для изучения цезарями идиосинкразий этого народа — достаточное, по крайней мере, для осознания, что евреями, при всей их гордости, можно спокойно управлять, если уважать их религию. Но Гратус избрал иной курс: чуть ли не первым его официальным актом было смещение Анны с поста первосвященника и назначение Шмуеля, сына Фабуса.

Анна, идол своей партии, честно пользовался властью в интересах римского патрона. Римский гарнизон размещался в Башне Антония, римские караулы охраняли ворота дворца, римские судьи осуществляли правосудие, гражданское и уголовное, римская система налогообложения, проводимая самым безжалостным образом, равно разоряла город и деревню; каждый день, каждый час, тысячами способов уязвлялся народ, постигая разницу между независимостью и чужой властью; и тем не менее Анне удавалось поддерживать относительное спокойствие. У Рима не было более искреннего друга, потеря его почувствовалась немедленно. Передав свое облачение Шмуелю, он направился из дворца в Храм, на совет сепаратистов, и стал главой объединения вефуситов и сефитов.