Дэвид Мэдсен - Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению

– Истина не может быть воспринята сама по себе, – сказал Андреа де Коллини. – Она преломляется сквозь призму сознания каждого человека и приобретает цвет в зависимости от характера темперамента каждого. Я бы мог сказать: «Сегодня голубое небо, и солнце стоит высоко», а ты бы мог сказать: «Сегодня нет дождя, но кто знает, может быть, он скоро пойдет». И ведь оба утверждения истинны. И каждое выражает характер того, кто его произнес. Я считаю, что некоторые утверждения немного ближе к действительной природе вещей, чем другие. Я убежден, что то, во что фра Томазо делла Кроче верит и чему учит его Церковь, зачастую очень далеко от истины, несмотря на то, что сама Церковь утверждает, что основана самим Господом Истины. Но делла Кроче и ему подобные не терпят иного понимания, отличного от их собственного, и поэтому он стремится истребить тех, кто придерживается более мягких, более сострадательных и более мудрых философских учений. Они боятся философии, которую я поддерживаю и согласно которой живу, ведь она грозит ослабить присвоенную ими власть и открыть тем, кого они поработили, что это за власть на самом деле. Да, мы старые враги, доминиканец и я. Тебя удовлетворил мой ответ?

– Да, – сказал я, – удовлетворил. А эта… ваша философия… которую мы должны изучить… дело, начатое вашей дочерью, которое должны завершить вы…

– Ты был избран для этого, Пеппе. Вы все были избраны. Ты дал клятву отречения?

Я кивнул.

– Мы все дали клятву, – сказала Барбара.

– Тогда ничто не мешает вам поселиться здесь и начать изучение.

Он встал.

– Сейчас вам наверняка хочется спать, – сказал он. – Подождите немного, я распоряжусь, чтобы вам подготовили комнаты.

Он оставил нас одних.

Новая фаза нашего образования началась немедленно и состояла не только из чтения отрывков из писаний великих магистров-гностиков, но из проповедей Андреа де Коллини и сеансов вопросов и ответов между ним, Барбарой и мной. В доме был небольшой скрипторий, где эти сеансы и проходили и где Андреа де Коллини проводил многие часы, переписывая и исправляя древние тексты, вчитываясь в пожелтевшие манускрипты при свете свечей в серебряных подсвечниках со странным узором, выполненным ниелло. Он сидел там, склонясь над письменным столом, окруженный фацикулами, сложенными в высокие стопки, и походил на узника в пергаментном донжоне. Каждый раз, когда мы входили, он поднимал взгляд, горящий огнем какой-то внутренней радости, и ему не терпелось передать живую истину философии, всецело ставшей его собственной.

Думаю, мы с Барбарой были хорошими учениками, во всяком случае госпожа Лаура уже отточила мой ум до высокой степени восприимчивости и привила мне способность и желание мыслить самостоятельно. У Барбары был острый ум, хотя временами, озадаченная каким-нибудь пунктом доктрины, она делалась немного сварливой: сжимала и разжимала пухлые пальчики, тыкала ими, подчеркивая этим ход своего рассуждения, бурными возгласами выражала согласие или несогласие. У нее была склонность придираться к словам, но по опыту я знаю, что это свойственно всем женским представителям нашего биологического вида. Терпение магистра по отношению к нам было почти безгранично.

Благодаря его вниманию к нам и терпению мы с Барбарой постепенно подошли к моменту, когда смогли окончательно отбросить все оболочки условностей обычных людей и признать себя убежденными гностиками. Этот процесс можно сравнить с линькой у змеи, когда из-под старой кожи появляется новая, упругая и блестящая, или с метаморфозом гусеницы в бабочку.

Вы вполне можете спросить, какова же именно природа гностицизма? Что же это такое и кто такой гностик? Что касается моих убеждений, то я считаю себя проповедником веры, а, надеюсь, не многословным пустозвоном, поэтому кратко сообщу основные положения гностицизма. Мы считаем, что в мире действуют две равные силы, добрая и злая, постоянно борющиеся друг с другом. Добрая сила сотворила дух, а злая сила сотворила материю. Материя, материальное бытие, телесная форма, тело, плоть – зло.

Они заключают в себя дух и держат его как в тюрьме. Родившись в материальном мире, мы пали с высот нашего истинного духовного уровня, так что цель нашего существования – вернуться к нему. Мир создал дьявол (или, по крайней мере, один из дьяволов), и это – ад. Вот вам гностицизм вкратце, вся его суть у вас на ладони. Теперь вам понятно, почему я, отягощенный таким телом, сделался таким страстным приверженцем этого учения?

Прошу вас, подумайте над этим хоть немного: мог ли Бог сотворить что-то, подверженное увяданию, разложению и смерти? Мог ли Бог сотворить что-нибудь для того, чтобы оно чувствовало боль? Выделяло кровь, сукровицу, блевало, срало, ссало и гноилось? И даже если он способен на такое творение, разве пожелал бы он это создать? Не кажется ли вам, что творец этого мира все основательно испортил?

Возможно, даже умышленно?

Великие магистры гностицизма были полностью единодушны в этих основных принципах, но они включали их – глубоко внедряли – в различные собственные сложные и темные метафизические системы. Часто эти магистры были склонны к эвфемизмам, а иногда – буду с вами откровенен – их слова – это просто доказательства ignotum per ignotius. Я первым готов признать, что, как ни возвышенна его мысль, тексты самого Валентина – полные экивоков, архаизмов, напыщенных догматических фраз и просто желчи! – зачастую весьма трудно понять. Не знаю, откуда у гностиков древности была эта склонность к recherche, но они были очень манерны. Вероятно, их умы были яйцекладущими органами, они высиживали птенцов своей мысли всех вперемешку. Вероятно, иначе было и невозможно, если принять во внимание то, что им приходилось бороться против тупости, темноты и всеобщего заблуждения, возникших чуть ли не раньше, чем Магистр Истины испустил последний вздох на древе на обдуваемом ветрами палестинском холме. Возможно, им пришлось здесь и там искать злато в золе – они брали один самородок духовной истины из одной философской системы, второй самородок из другой системы и так далее. Возможно, они были эклектиками, из-за того, что кроме них некому было собирать эти крупицы, не знаю.

Меня иногда трогает до слез, когда в конце торжественной вечерней службы в базилике Сан-Джованни-ин-Латерано мужские голоса, воздавая хвалу милосердной деве, поют слова:

Ведь, действительно, правда, что мы все «стонем и плачем в этой долине слез». Создание Salve Regina – это один из тех редких случаев, когда Святая Мать Церковь все сделала верно, на все сто процентов.

Да, жаль, что вы меня не видите! Мне было бы очень приятно. Маэстро Рафаэль отказался писать меня, как вы уже знаете, но я все-таки хочу, чтобы в память обо мне осталась какая-нибудь безделушка, какое-нибудь описание внешности такого существа, как я! Как гностик, я не должен лелеять такие тщеславные мечты, я знаю, но… но ведь сердце часто тешит себя надеждами, которые разум отвергает как недостойные. Рассказывают, что александрийский гений неизвестного происхождения, блаженный Плотин, ответил, когда предложили написать его портрет: «Что? Разве мало того, что я должен носить этот образ? Неужели вам нужен образ, сделанный с образа?»