Игорь Ефимов - Невеста императора

— Афенаис уже знает? — спросил я.

— Да… Но мы не можем найти ее. Наверное, забилась где-то и не выходит. Братья ходили искать ее по улицам. Надо же, чтобы почтарь вручил письмо из Александрии именно ей.

Я быстро пошел к дверям. Двор пересек бегом. Задняя калитка была не заперта. Днем шел дождь, и согнутая под каплями трава почти скрывала тропинку.

Уже приближаясь к нашему тайному откосу, я почувствовал запах дыма. Потом увидел две кипарисовые ветви, воткнутые в землю. Такими ветвями украшают двери в доме умершего. Внизу, на маленькой песчаной арене, у самой воды, совершался обряд прощания. Афенаис медленно двигалась по кругу, словно подчиняясь неслышной мелодии погребального танца. Лицо ее скрывалось за распущенными волосами, пеплос был разодран на плечах и груди. В середине круга стоял закрытый ларец, и рядом с ним догорал небольшой костерок.

Я нашел на земле засохшую ветвь, подтащил ее поближе и молча начал подкармливать угасавшее пламя. Движения Афенаис замедлились на секунду, но тут же вернулись к своему печальному ритму. Она что-то напевно бормотала, но это не были слова погребального гимна. Видимо, память ее наугад извлекала строчки из знаменитых трагедий, надгробные надписи, старинные песни плакальщиц.

Время от времени она доставала из подола пригоршню цветочных лепестков и бросала их на крышку ларца. Я узнал этот ларец: в нем Афенаис хранила письмо от Гипатии на табличке из лимонного дерева. И каменного жука-скарабея, присланного ей в подарок. Гипатия писала, что сама отыскала этого жука на пожарище храма Серапиуса.

Рядом с ларем на песке стояла плетеная корзинка, в каких женщины хранят флаконы с благовониями. Из нее Афенаис извлекла пригоршню бобов и стала выкладывать их узором вокруг костерка. Потом полила молоком из припасенного кувшинчика. Потом оторвала лоскут от своего изодранного покрывала и положила его в огонь. Отрезала прядь волос и бросила туда же. А потом извлекла из ларца табличку с письмом и занесла ее над разгоревшимся пламенем.

— Нет! — крикнул я, вырывая у нее табличку. — Ведь это ее слова! Дай им уплыть вперед… Что еще мы можем сделать сейчас для умершей? Только сохранить, сберечь…

Афенаис повернула ко мне искаженное гневом лицо:

— О да! Письмена священны, их надо сберегать любой ценой. Лучше сжигать плоть. Живую. Тащите Ифигению на алтарь! Иначе флот не сможет отплыть. И мы не сможем разрушить Трою. О чем тогда будет петь бедный Гомер? Он останется без дивного сюжета. Этого нельзя допустить…

Она была как в бреду. Я пытался удерживать ее за руки. Она вырывалась, но как-то вяло. Потом вдруг упала передо мной на колени.

— Что ты хочешь от меня? Зачем эти томные взоры с утра до вечера? Хочешь, чтобы я стала твоей рабыней? Исполняла каждый приказ? Спеть, станцевать, засмеяться, раздеться? Этого ты хочешь? О, только прикажи, господин мой и повелитель! Ведь ты принадлежишь к высшей расе мужчин! К победному племени христиан! Благодарю тебя, что ты хотя бы удостоил заметить твою жалкую рабу!

Я опустился рядом с ней на песок. Она вдруг схватила мою тунику у ворота и резко рванула. Раздался треск материи. Ее пальцы рылись в моих застежках, теребили узел пояса.

— Кровь… Им нужна кровь на алтаре… Ты слышал — они резали ее тупыми черепками… Я хочу слиться с ней… И ты должен мне помочь… Пусть и моя кровь прольется в погребальный костер… Моя девственная кровь…

Стук собственного сердца отдавался у меня в ушах как грохот тимпана. Ее маленькая медовая грудь мелькала в разрывах пеплоса. Жаркий и манящий ужас греха туманил мой мозг, разливался по всему телу, затягивал в бездну беспамятства. Ни наставления древних мудрецов, ни христианские заповеди, ни страх наказания не смогли бы прорваться сквозь этот туман и удержать меня.

Лишь сама кипящая сила моего нетерпения обернулась для нас в эту минуту спасением.

Ибо достаточно было руке Афенаис наткнуться под одеждой на моего дракона и сжать его в изумлении, как плотина прорвалась.

Со сладостным стоном, с пеной на губах, со слезами стыда откинулся я назад и упал навзничь на песок.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я вновь расслышал журчанье ручья, тихое потрескивание костра, шелест листьев. В небе надо мной плавало лицо Афенаис. Оно стало вдруг спокойным, задумчивым, по-матерински заботливым. Оторвав еще один лоскут от своего пеплоса, она стала осторожно вытирать мой живот и чресла.

В эту минуту она была похожа на жрицу, на неведомую богиню, собирающую по отрогам скал тела путешественников, погибших в бурю, не достигших предназначенной гавани.

Потом поднялась и медленно сделала несколько шагов в сторону костра. Намокший лоскут она держала перед собой на вытянутых руках, как держат подношения перед домашним алтарем.

И с громким шипением погребальный огонь, зажженный в честь погибшей за морем египтянки, принял эту непристойную жертву.

Человек, способный на великодушие, часто ждет великодушия и от других. Он не понимает людей, сердце которых наполнено лишь мстительной злобой. Только так я могу объяснить слепоту великодушного Атаулфа, который держал в своей свите брата сраженного им предателя Саруса.

Этот-то брат по имени Сингерик, видимо, и подстроил убийство Атаулфа, он-то и стал королем визиготов. Но ненадолго. Единственное «славное» деяние, которое он успел завершить в первую — и единственную — неделю своего правления: прогнал колонну безоружных пленников по улицам Барселоны. Была среди них и благородная августа Галла Пласидия. Многие сторонники покойного Атаулфа были казнены, но ее новый король пощадил. Видимо, надеялся использовать в будущих переговорах с римским императором.

Трудно удержаться на спине необъезженного коня. Еще труднее — на спине разъяренного быка, каких выпускают на улицы испанских городов в дни праздников. Но накинуть крепкую узду на войско неукротимых воинов — еще более трудное дело.

Неделю всего и удержался новый король у власти. Мы не знаем, какая тайная борьба кипела все эти дни в стане визиготов. Знаем только, что через неделю Сингерик был свергнут и убит, а на смену ему пришел король по имени Валия.

Под его предводительством визиготы двинулись на юг Испании. В Кадисе они собрали флот, намереваясь отплыть в Африку. Но опять, как и шестью годами ранее в Италии, налетел шторм и разметал корабли. Многих воинов поглотило тогда разбушевавшееся Средиземное море. Видимо, Юпитеру не было угодно, чтобы это племя достигло африканских берегов, видимо, ему была уготована другая судьба, другая страна.