Арнольд Цвейг - Воспитание под Верденом

Мертенс не отвечает. Он нажимает кнопку звонка и говорит ординарцу, вытянувшемуся у двери:

— Попросите сюда господина Пориша.

Скажите на милость, думает Эбергард Кройзинг при виде входящего Пориша, коренастого человека круглыми глазами на круглом лице, который держит в одной руке сигару, а другой как будто наигрывает на рояли. Хорошо еще, что я его тогда не отчитал.

— Мы уже виделись, — говорит он, когда их представляют друг другу.

— Да, судьба уже столкнула нас, — подтверждает Пориш.

— Иногда люди проходят мимо, не замечая друг друга, — бросает Кройзинг. — Я прошу вас дать мне некоторые справки по делу моего брата.

У адвоката Пориша хорошая память: дело об унтер-офицере запаса Кристофе Кройзинге еще несколько месяцев назад, в конце апреля, препровождено для заключения в его войсковую часть — нестроевой батальон баварцев, в окрестности Манжиена. Так как допрос обвиняемых и ответчика, несомненно, не требует столь долгого времени, они уже дважды посылали напоминание, прося прислать дело обратно. Батальон оба раза ответил, что не знает, где оно находится; своевременно оно было направлено из третьей роты в резервную часть Кройзинга, в Инголынтадт.

— В резервную часть, в Инголынтадт? — повторяет резко Эбергард'Кройзинг, расставив ноги и упираясь ладонями в колени.

Как египетская статуя Рамзеса восседает здесь этот высокий человек с крючковатым носом, тонкими губами и глазами, которые так и сверлят моего маленького Пориша, думает профессор Мертенс, которому его гость начинает нравиться.

— Reliato referro 1,— отвечает адвокат Пориш, — я повторяю то, что нам сообщили. Только около десяти дней назад мы получили это дело официальным порядком вместе с другими протоколами. «Обвиняемый убит» — написано на папке. Имеются дата и ротная печать. Вскоре после этого сюда позвонили по телефону из батальона, подтвердили это известие и спросили, предполагаем ли мы прекратить дело. Мы, конечно, ответили утвердительно, потому что прекращенное дело — прекрасное дело и ничего, кроме удовольствия, не доставляет.

Пориш вдруг спохватывается, что перед ним сидит брат обвиняемого, павшего на поле брани, то есть покойника. Выронив от испуга сигару в пепельницу, он вскакивает, кланяется и бормочет:

— Впрочем, выражаю нам мое искреннее соболезнование.

Военный судья поднимается и тоже тянет через стол руку, чтобы выразить сочувствие.

Эбергард Кройзинг переводит взгляд с одного на другого. Ему хочется съездить им обоим по физиономии. Эти люди благодаря волоките стали пособниками убийства. По он овладевает собой, привстает со стула, прикасается к мягкой руке ученого и спрашивает, не вдаваясь в подробности, может ли он ознакомиться с делом. Унтер-офицер Пориш с готовностью бросается к двери. Мертенс молчаливо смотрит па Кройзинга, не желая стеснять его

1Соответствует поговорке: «За что купил, за то и продал» (лат.).

чувств; а тот, как бы в оцепенении думает: значит, это не было фантазией Кристля! Правду говорил тот солдат, что был на погребении: они убили Кристля, они сделали это руками французов. В Ингольштадт! Прекрасный город со множеством мостов и саперов. А мальчик торчал в это время на ферме Шамбрет и ждал смены, допроса. И был отрезан от всего мира. А я, подлец, заставил его одного расхлебывать эту историю, этот заговор дюжины негодяев против маленького Кристля.

Затем он берет в руки самое тощее из всех дел, которые когда-либо подлежали военному суду: несколько листков, начинающихся докладом цензуры полевой почты У; письмо Кристля дяде Францу, написанное знакомым красивым почерком брата; несколько страниц протокола, составленного в роте (протокол выгораживал унтер-офицеров), доклад резервной части в Ингольштадте, согласно которому Кристоф Кройзинг, ныне находящийся на фронте, состоял в ней до февраля, а позднее причислен к нестроевому батальону капитана Нигля; затем — большой пропуск, а в середине июля — пометка полевого госпиталя в Билли: «Доставлен с тяжелыми ранениями», и на следующий день: «Похоронен в Билли, вместе с двумя другими унтер-офицерами», крест ном. Д3321.

Абсолютная тишина царит в полупустой комнате, ее светло-серые стены оживляет только книжная полка, старый портрет Наполеона III на стене, в золотой рамке под стеклом, и на письменном столе — фотография знаменитого профессора Мертенса, неизвестного Эбергарду Кройзингу. Снаружи доносятся барабанный бой и свистки: рота со сборного пункта призывных направляется в Мон-меди на учебный плац. С бьющимся сердцем читает Кройзинг письмо брата — гневные и ясные фразы, полные жалоб на несправедливость мира; беззакония по отношению к подчиненным солдатам не давали ему покоя.

Только бы не расчувствоваться, думает Кройзинг. Хорошо, что эти вот смотрят на меня. Надо взять себя в руки. Был бы ты хорошим командиром роты, Кристль, и полезным гражданином в будущем. И, закрывая папку, он спрашивает у присутствующих, не привлекает ли здесь что-либо их внимания.

Мертенс перелистывает дело, передает его Поришу, оба не находят в нем ничего необыкновенного. Часто требуется очень много времени, пока удается установить местопребывание человека, которого там, на позициях, перебрасывают с одного участка на другой. Это-то и вызывает проволочку в нашем судопроизводстве.

— Вот именно, — говорит лейтенант-сапер, лицо его очень сосредоточенно и голос как-то особенно вежлив, — А мшшныкая заковыка в этом деле в&м, конечно, lie могла быть известна: мой брат погиб у фермы Шамбрет, на расстоянии меньше мили от роты, и ротное начальство сунуло его туда еще в начале мая, не давая ему смены до того дня, пока он не погиб, к их удовольствию.

Оба юриста, пораженные, смотрят на него.

— Тогда трудно понять, — мягко замечает военный судья, — зачем понадобилось пересылать дело в Инголь-штадт?

Но адвокат Пориш соображает быстрее.

— Выиграть время — значит выиграть все, — говорит он своим звучным голосом, — тут достаточно только иметь добрых друзей в канцеляриях.

Лейтенант Кройзинг машет длинной рукой.

— Браво. А затем пришла смерть, как говорит Вильгельм Буш.

Каждому из них знакомы лаконичные стихи и рисунки веселого юмориста Вильгельма Буша, в которых он простодушно и без жалоб изображает жестокости жизни.

Военный судья Мертенс охотно занялся бы французским живописцем Коро, эти поэтические светлые ландшафты пришлись ему очень по вкусу. Но здесь, в сфере его работы, при его участии, произошло что-то необычайное, какая то ошибка и как будто даже со смертельным исходом. Его бледное лицо вспыхивает, он просит внимании у обоих собеседников. Правильно ли он все понял? Он вновь перечисляет только что установленные факты.