Арнольд Цвейг - Воспитание под Верденом

— Да, список есть.

— Известно ли вам, где находятся вещи?

Фейхт, не краснея, быстро отвечает: да, ему это известно.

— Что касается его стишков, — говорит капитан Нигль, — они, наверно, еще валяются у меня среди бумажного хлама. Я собору все, запакую и положу на свою кровать. Пока пас но будет, соорудите приличный пакет, вложите все до ниточки, дорогой земляк! Высчитайте жалованье по день смерти, до последнего пфеннига. Сохранилась ли еще подпись командира роты на акте о принятии имущества? — Фейхт кивает головой. — Сегодня ночью посылка должна быть в комнате у господина лейтенанта Кройзинга. Если у него будут вопросы, уж я найду что сказать. Нельзя обнажать перед ним уязвимые места. Фейхт, — продолжает он задумчиво, глядя маленькими

глазками на коренастого подчиненного, — пока что мы более слабая партия в игре, но только пока. А теперь прощайте, друг мой. Скажите Димпфлингеру, чтобы он приготовил мне хороший кусок мяса, хотя бы консервного. Мне надо набраться сил. Еще увидим, кто будет смеяться по-следним! С нескрываемой симпатией Фейхт смотрит на капитана, который сидит на краю кровати в ночных туфлях и синем вязаном жилете с пуговицами из оленьего рога. Вот что земляк! Такой не выдаст своего человека рассвирепевшему нюрнбержцу, этому сухопарому тряпичнику. Стоя и глядя на начальника сверху вниз, он сочувственно

отвечает:

Ладно уж, все будет в порядке, земляк, хоть и придется поломать голову над этим делом. Кто доверится казначею из Вейльгейма, тот может чувствовать себя как у Христа за пазухой. И когда мы, наконец, благополучно вернемся домой, то Фейхт уж будет знать, кого и как от-благодарить.

А теперь ступайте, Фейхт.

Фельдфебель идет к двери, поворачивает ключ, щелкает каблуками, как полагается солдату. Они без лишних

слов поняли друг друга.

Когда случется делить добычу, фельдфебель удерживает львиную долю и свою пользу и дает какие-ни-будь, пустяки писарю ведущему дело, почтовому ординарцу и унтер офицерам, к которым благоволит. Очень неприятно возвращать обратно подарки; но если этого требуют сильные мира сего, никакой мудрец не станет противится; подвернется другой случай поживиться!

В большом квадратном помещении, отведенном под жилье и канцелярию для него и начальника роты Зиммердинга, Людвиг Эмеран Фейхт один хозяйничает среди вещей, которые оставил после себя уже почти забытый унтер офицер Кройзинг. Список, составленный ротой, лежит на столе. Снова весело горит электричество, дверь заперта, стакан красного вина и набитая трубка услаж-дают неприятную работу. Номер не прошел, не прогневайтесь! Тут не было злого умысла.

Коренастый фельдфебель тоже надел ночные туфли, он расхаживает взад и вперед, раскладывает вещи, садится верхом на скамейку, снова проверяет по списку их наличие.

И против каждой найденной вещи он тщательно отточенным карандашом делает в списке закорючку.

Номер первый — кожаный жилет, правда немного по- ношенный, но еще вполне пригодный, Этот жилет и автоматическая ручка с золотым рычажком (номер второй) пришлись на долю писаря Диллингера; тот выпучил глаза, когда пришлось вернуть обе вещи, но все же понял. Удивительно: вся рота почувствовала, что и со смертью унтер- офицера Кройзинга дело о нем еще не кончено, что опять нависла в воздухе какая-то угроза, после того как появился старший брат — эта длинная жердь. Сначала солдаты злорадно поглядывали, но теперь они уже не злорадствуют. Они навещают раненых товарищей в госпитале и с горечью думают: этим мы обязаны лейтенанту Кройзингу. Впрочем, может статься, иной мюнхенский рабочий смотрит глубже в корень вещей и считает виновницей своего несчастья ротную канцелярию.

Но этим мыслям не хватает действенности, ибо слишком действенны французские снаряды. Двум смертям не бывать — ничего не поделаешь. Таким образом, выходит, что французы поддерживают дисциплину в немецкой армии.

Трубку, табачный кисет и нож для хлеба унтер-офицер Пангерль честно принес обратно. Нож снабжен ручкой из оленьего рога, он глубоко сидит в футляре, как маленький кинжал. Трубку тончайшей нюрнбергской работы этот, мальчишка Кройзинг почти не употреблял и всегда носил в кожаном мешочке. Теперь она будет плесневеть в каком- нибудь ящике. Жаль!

С нежностью смотрит фельдфебель Фейхт на широкий мундштук из эбонита, блестящую головку из узорчатого дерева, широкий остов, в который вставлена алюминиевая трубочка; он вновь складывает разобранные части, заворачивает трубку, ставит отметку в списке. Бумажник со множеством записок, блокнот в коричневом кожаном переплете с календарем на 1915 год, небольшая тетрадка в клеенчатом переплете, заполненная маранием— стихами! Ну и рифмы! Людвиг Фейхт презрительно кривит губы. Это похоже на унтер-офицера Кройзинга! Людям, которые занимаются рифмоплетством, лучше не совать свой нос в другие дела. Если им не везет, то виноваты в этом только они сами.

Но вот самое главное: нагрудный мешочек, часы, кольцо. Жаль кольца: Фейхт предполагал привезти его жене Терезе в подарок после разлуки как сюрприз по случаю приезда в отпуск. На кольце красивый зеленый камень, смарагд, да и самое колечко ловко сработано: чешуйчатое, в форме змеи, впившейся зубами в хвост. Часы оп собирался носить сам, на руке или на длинной топкой золотой цепочке, пропущенной — через петлю — от одного кармана к другому. Теперь все это — прости-прощай!

Нельзя сказать, чтобы Фейхту попалась неудачная войсковая часть, но, конечно, никакого сравнения с пехотой или конницей: те в начале войны заняли богатую Бельгию, Люксембург, Северную Францию, Святой Эммсраи, вот уж там поживились они! Часовые магазины в Люттихе, ювелирные лавки в Намюре и даже в самых маленьких провинциальных городках! Эти проклятые оборванцы, немцы из Северной Германии, конечно, не допустили туда баварцев. Лакомый кусок достался рейнским и саксонским частям, чорт бы их взял. Разве издавна не считается справедливым, чтобы солдат поживился кое-чем, раз он жертвует за отечество жизнью? Разве высшее начальство поступает иначе, когда хочет поглотить целые провинции — Бельгию, Польшу, Сербию — и этот прекрасный уголок здесь, который они называют рудным бассейном Лоигви-Брие? Кто не разбогатеет па войне, тот никогда не разбогатеет. И разве это не было бы расточительством — предать огню все эти часы и цепочки, браслеты, ожерелья, брошки и кольца? Ведь все маленькие города сжигались дотла, потому что там не оставалось никого, кроме проклятых партизан. ‘

Где ему повстречался тот ловкий парень с полевой библиотекой, которая умещалась в сундучке с двойным дном? Приподнять дно, а там сплошь бельгийские часы! Не в Эльзасе ли это было? Да, этот вот сумел попользоваться. Но война еще не кончилась, много еще впереди: вся Франция, может быть, попадет к нам" в руки, только бы победить. А мы победим, мы должны победить — иначе крышка. Это известно не одному только Фейхту. Поэтому адресу, по которому рота получает полевую почту. Безобразие, не правда ли? Диллингер получил соответствующую нахлобучку, ему чуть было не закатили три дня ape-ста, но затем простили: жена Диллингера как раз в это время родила, и он мысленно был на родине. Если бы роту так внезапно «не перебросили» в Дуомон, посылочка давно была бы уже в Нюрнберге.