Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь

Руджиери частенько навещали знатные дамы, желавшие узнать, что ожидает их в будущем. Астролог заводил их в лабораторию и над пламенем жаровни растапливал в тигле белый воск, потом выливал его в металлическую миску с холодной водой и смотрел, что получится. Никто не знал, что предвещает изображение той или иной фигуры, и все с трепетом ждали слов мага и заклинателя. Внимательно оглядев застывший воск и найдя, что формой он напоминает либо дом, либо какое-то другое строение, астролог объявлял, что человека ждет успех в делах и в жизни; если воск застывал в виде грота, пещеры или горы, это означало, что в скором времени кто-то из ваших близких умрет. Если изображение получалось похожим на деревья, склоненные ураганом — это к грусти о какой-либо потере или к расставанию с кем-нибудь из близких; если деревья прямые — это значило, что в скором времени у вас будет радость. Зная образ жизни гостя по его ответам, астролог без труда угадывал как причину грусти, так и радости. Ну, а если воск застывал кольцом, то Руджиери предсказывал скорую свадьбу.

Приходили как дамы, так и кавалеры, чтобы полюбопытствовать, исполнится ли чье-то заветное желание. Тот, кто хотел это знать, приносил с собой золотое кольцо. Астролог привязывал к нему черную нитку и левой рукой опускал кольцо в стакан с водой, потом смотрел, какой стенки стакана это кольцо коснется; если правой — значит, желание исполнится, если левой — то нет. Но иногда кольцо касалось либо ближней, либо дальней стенки. Тогда астролог немедленно возвращал кольцо владельцу и говорил ему, что над ним висит какое-то проклятие, либо дьявол глаз не сводит с него в данную минуту, а посему гадание в этот час невозможно. Он сумеет развеять сатанинское или людское наваждение через сутки, тогда и даст ответ, но непременно поздним вечером, после захода солнца.

В основном же Руджиери был известен как составитель гороскопов, и к нему приходили те, кто хотел узнать судьбу других, но не собственную.

Кроме того, Руджиери обладал книгами Судеб, Белой и Черной магии, владел секретом долголетия и был прекрасным физиком, химиком и звездочетом. Говорили, что он близок к открытию философского камня, но эту честь оспаривал у него некий сеньор Грантри, заявлявший, что уже раскрыл этот секрет, но, тем не менее, не рассказывал о нем никому.

Посещавшие алхимика не раз и кое-что, уяснившие для себя из его мастерства, придворные порою сами занимались колдовством и наведением порчи или чар на того, кого хотели извести либо приворожить. Это практиковалось как среди мужчин, так и среди женщин, поэтому французский двор того времени был настоящим вертепом черной магии и колдовства, вошедшими в жизненный обиход каждого. И если бы инквизиции удалось обосноваться во Франции, она выявила бы и послала на костер столько «еретиков», сколько не погибло гугенотов в гражданских войнах, и в первую очередь всех магов и колдунов, начиная с Козимо Руджиери. Слава богу, стараниями канцлера Л'Опиталя удалось избежать вторжения этой мрачной, черной, как грозовая туча, орды инквизиторов и иезуитов, собиравшихся прибрать Францию к рукам, запачканным кровью невинных жертв.

К этому-то магу, астрологу, некроманту, чародею и колдуну и поднимался сейчас Ла Моль по винтовой лестнице, скупо освещаемой факелами.

Руджиери ждал его; видимо, их свидание было условлено.

— Вот и вы, сеньор, — произнес Руджиери. — Вы пришли вовремя, самое время наслать чары любви, ведь именно это вас привело?

— Вы же знаете, мэтр. Вы сказали, чтобы я пришел в полнолуние.

— Луна сейчас как никогда ярко светит на небе, ни одно облако не затмевает ее; вам повезло.

— Я хотел бы немедленно начать. Изготовили ли вы то, о чем я вас просил?

— Конечно, сеньор. Если я беру на себя труд что-либо сделать, то делаю это добросовестно и до конца, — проговорил маг и вынул из шкафа, стоящего у стены, маленькую статуэтку величиной с ладонь, вылепленную из воска.

Она была одета в королевскую мантию, на голове блестела корона. При свете луны, упавшем через окно, Ла Молю показалось, что это изваяние являет собою что-то трагическое, обреченное на смерть. По спине его пробежал холодок от ужаса при мысли, что эта фигурка напоминает другого человека, который лежит сейчас в Венсене на смертном одре.

— Она похожа на короля! — зловеще прошептал Ла Моль и сам содрогнулся от своих слов и от мысли, пришедшей ему в голову.

— Как же еще я мог одеть ее? — развел руками колдун. — Ведь избранница вашего сердца — королева! Мне непонятен только ваш мотив, ведь всем и без того известно, что вы влюблены друг в друга.

— Если бы так, — тяжело вздохнул Ла Моль. — Но она разлюбила меня, и я сам не знаю почему.

— А вы? Вы любите ее?

— О, безмерно, безоглядно, всем сердцем! Я готов отдать жизнь за один ее благосклонный взор, любовный жест, томный вздох, за одно ее прикосновение ко мне… а она… она перестала любить меня. Ее взгляды направлены теперь совсем в другую сторону, она со мной не разговаривает, ее улыбка, уже не появляется на ее губах как раньше… одним словом, она стала холодна ко мне… она пренебрегла мною ради другого, и я чувствую это.

— Быть может, этот другой — ее собственный муж?

— Нет, Руджиери, если бы это, я бы так не отчаивался. Это Бюсси. Теперь она улыбается ему, и ее постель, кажется, уже готова для него.

— Бедный влюбленный… — покачал головой астролог.

— Только вы можете мне помочь, мэтр, — горячо заговорил Ла Моль, — только вам я доверяю тайну в надежде соединить наши сердца и заставить их биться одно ради другого еще пуще прежнего. Только вы сможете заставить ее вновь полюбить меня!

И он взял фигурку из рук Руджиери и страстно приник к ней губами. Потом поднял голову и посмотрел на астролога. В лунном свете Руджиери протягивал ему иголку, один конец которой был острым, другой тупым, закругленным в виде человеческого сердца.

— Вот то, что поможет вам, — в зловещей тишине прозвучал голос мага, который показался Ла Молю похожим на голос палача, предлагающего положить голову на плаху.

Он дрожащими пальцами взял иголку и поднес ее к тому месту, где у восковой фигурки должно быть сердце.

— Смелее! — подбодрил его Руджиери. — Направляйте острие в грудь и протыкайте сердце как раз в том месте, где идет надпись «Маргарита».

Острие коснулось королевской мантии, и Ла Моль с ужасом отдернул руку. На лбу у него показалась испарина, он тяжело дышал.

— Но ведь именно так желают смерти своим врагам! — голосом, перешедшим на шепот, воскликнул он и безумными глазами уставился на мага.

— Разве вы желаете, смерти королеве Наваррской? — возразил на это Руджиери. — И разве не написано на этой фигурке имя избранницы вашего сердца?