Вадим Каргалов - Русский щит

Рассвет был серым, неприветливым, как будто дым татарских костров занавесил солнце. Клочковатые тучи низко плыли над городом, цепляясь за кресты соборов. Туман расползался по узким улицам посада, стекая к Лыбеди.

Десятники затрубили в рожки, поднимая спящее воинство.

Зашевелился и татарский стан. Гуще задымили костры, в которые подбросили свежие дрова. Вскоре из стана спустилась на лед Клязьмы большая конная рать. Воевода Петр Ослядюкович сказал задумчиво:

— Не иначе, на Суздаль пошли… Береги бог великого князя!

Зодчий Микула верил, что у камня есть душа. Душа камня — в несокрушимой мощи городских башен, в строгих пропорциях храмов, в снежной белизне стен, в затейливой резьбе. Не каждому дано познать душу камня, как не каждый человек понимает мудрость книжную. А кто познал душу камня, тот видит в нем многое.

История земли Русской не только в чеканных строках летописей, но и в камне, в строениях, воздвигнутых мыслию и трудами каменных дел мастеров — зодчих, каждым по-своему, каждый раз неповторимо. Каменная летопись повествует о днях минувших и провожает в дни будущие.

Князь Владимир Мономах принес в Залесскую Русь византийскую пышность. Первый суздальский собор возвели мастера из Киева и Переяславля. Строили так, как привыкли строить на далеком юге: на ряд плоского кирпича клали ряд дикого камня, скрепляя воедино известковым, на сырых яйцах замешенным раствором. На огромную высоту поднял свои красно-белые стены древний суздальский собор, бросая вызов Киевской Софии.

Сын Мономаха, градостроитель Юрий Долгорукий, заботился не о храмах, а о крепостях — время было суровое. Его полки ходили на юг по лесным дорогам, пугая соперников своей тяжелой поступью. В перерывах между походами князь строил города, строил торопливо, сразу на многих реках: без ожерелья крепостей не смогла бы выстоять поднимавшаяся Владимиро-Суздальская Русь. Новые города были сами похожи на воинов: простые, крепкие, строгие. И храмы под стать городам. Подобно воинам, горделиво подняли они главы, похожие на русские островерхие шлемы, над крепостными стенами Переяславля-Залесского и Кидекши, Юрьева-Польского и Дмитрова. Строили храмы из белого известняка, так плотно пригоняя друг к другу каменные глыбы, что не видно было швов.

При князе Андрее Боголюбском разбогатела Владимиро-Суздальская земля, поднялась выше Руси Киевской. Зодчие владимирского самовластна строили пышные, величественные соборы. Успенский собор в столице поражал праздничной нарядностью, яркими фресками, разноцветной мозаикой, щедрой позолотой. И если храмы-воины князя Юрия Долгорукого прятались за крепостными стенами, то пять золоченых глав Успенского собора владычествовали над городом Владимиром, как сам Владимир господствовал над другими городами Северо-Восточной Руси…

И великий князь Всеволод Большое Гнездо стремился к величавой пышности, и нынешний великий князь Юрий Всеволодович — тоже. Соборный храм — украшение города, видимое воплощение могущества князя…

Владимирский каменщик Микула сначала был подмастерьем. Шесть лет приходилось учиться, чтобы постичь мастерство каменного дела, и все шесть лет бродил Микула с артелью каменщиков по разным городам, строил башни, соборы, княжеские хоромы.

Микула мечтал стать зодчим, чтобы строить не по чужой указке, а по своему разумению. Но не каждому из каменных дел мастеров удавалось стать зодчим, поэтому за великую удачу посчитал Микула, когда его позвали к епископу Митрофану.

Епископ встретил мастера сухо, строго ткнул пальцем в бляшки на поясе Микулы, изображавшие звериные головы, сказал недовольно:

— Сие богопротивно, от языческой скверны. Сними, сын мой!

Микула покорно склонил голову:

— Исполню, владыка.

Епископ продолжал наставлять:

— Богопротивно сие! Некие люди не только в миру языческие символы, зверей да птиц лики, на себе носят, но и на стенах храма режут безбожные узоры по камню! Грех это, грех! Храм божий строгим должен быть, отрешенным. Так строить будешь!

— Исполню, владыка! — повторил Микула.

Смирение мастера успокоило епископа Митрофана. Он еще раз строго посмотрел на Микулу, погрозил кому-то крючковатым пальцем, но все-таки смягчился:

— Ладно уж, ступай. Собирай артель именем моим. Серебро и еще что надобно возьмешь у Арефы, я скажу ему. Будешь строить собор в Суздале, на месте старого, обветшалого. Но помни, что сказано: строить отрешенно, строго!..

Артель каменщиков Микула собрал быстро — он знал мастеров, и мастера знали его. Погрузили на телеги инструмент, нехитрый скарб, посадили домашних и отправились в Суздаль — на долгие годы, на новую жизнь. Каменный собор возвести — как жизнь прожить…

Мастера быстро разобрали ветхие стены старого собора, построенного еще при Владимире Мономахе, начали поднимать новые. Нещедрым оказался епископ Митрофан. Белого камня-известняка привозили в Суздаль мало, и часть собора пришлось складывать из легкого пористого туфа. Неровности стен заглаживал потом Микула густой побелкой.

Одно было хорошо: не мешали зодчему строить как он задумал. Три купола венчали собор, большой — в центре, а два поменьше — сбоку, над хорами. Удивлялись люди, глядя вверх: будто плыли купола собора навстречу бегущим облакам.

Шли годы. Украшался суздальский храм. Лег под ноги разноцветный пол из майоликовых плиток. Живописцы расписали стены и своды яркими фресками. Возле алтаря поставили узорные литые подсвечники, опиравшиеся на фигуры львов.

Состарился зодчий Микула, частенько говорил домашним:

— Вот окончу все, и помирать можно. Не напрасно на свете прожил. Кости истлеют, а след от меня на земле останется. Будет стоять храм сей вечно, как вечна земля Русская!

Вера в вечность и неизбывность Русской земли поддерживала Микулу в горькую годину Батыева нашествия. Никак он не мог поверить, что земля, несущая на себе такую каменную красоту, склонится перед татарами. Доходили до Суздаля слухи о гибели Рязани, о кровавом побоище под Коломной, о сожжении Москвы, а старый зодчий, как обычно, обходил собор, прикидывал, кого из мастеров еще нужно позвать, что доделать…

Февраля в третий день в Суздаль пришел обоз с бежавшими из столицы боярами. Ожили боярские дворы. Холопы и тиуны сновали по торговой площади, скупая у мужиков баранов, кур, дичину. Любили суздальские бояре поесть всласть, а запасы из пригородных вотчин еще не привезли. Не обеднеют сундуки боярские от такой малости, серебра накоплено на две жизни!

Одно беспокоило бояр: в Суздале совсем мало осталось войска. Почти все суздальские ратники, выполняя приказ великого князя, ушли во Владимир. Но Ондрей Федорович Голтяев полагал, что близкой опасности еще нет. Он советовал своим не спешить с отъездом в дальние вотчины, выждать, как обернется дело под Владимиром. Может, и не пойдет дальше царь Батыга, владимирским богатством насытившись. А если и пойдет, то не скоро: могуч стольный Владимир, долго продержит татарское воинство под своими стенами. А там видно будет, как и что — бежать иль повинные головы склонить пред царем Батыгой…