Геннадий Ананьев - Иешуа, сын человеческий

Но как же оставаться равнодушным, видя такое скопление народа и слыша, как провозглашают едущего на ослице царем Израиля?!

Выход один — немедленно послать слугу к первосвященнику, дабы узнать, что происходит по дороге к Храму.

Ответ слуга принес неудовлетворительный:

— Они сами не знают. Кто-то из Галилеи возмущает народ. Его именуют сыном Давида. Великого в прошлом царя Израильского.

Полемарх, получив такой расплывчатый ответ, тут же снарядил надежного декана к Понтию Пилату, в Кесарию, где была его резиденция, приказав коня не жалеть. Посчитал нужным полемарх известить об этом первосвященника.

В Храм уже прибыл Ханаан. Узнав о посылке полемархом гона в Кесарию, он настойчиво посоветовал зятю послать вестника и от себя, одновременно попросив полемарха, чтобы тот подготовил свою меру к возможному вмешательству в ход событий.

Меры приняты, но если признаться откровенно, ни тесть, ни зять, ни остальные священнослужители пока не смогли понять, что же на самом деле происходит перед Храмом и чего можно ожидать от Иисуса из Назарета. Но на всякий случай они решили еще и собрать всю стражу Храма в единый кулак. В дома тех стражников, которые отдыхали после смены, понеслись посыльные со срочным вызовом в Храм. При оружии.

Тем временем Иисус, оставив ослицу и ослика у входа в Храм, направился к рядам менял и торговцев скота. Вооружившись толстым обрывком каната, он решительно принялся опрокидывать на пол столики менял, рассыпая деньги, и если кто-либо пытался вступиться за себя, его тут же окружали следовавшие за Иисусом крепкотелые мужи, многие из которых для внушительности будто непроизвольно откидывали полы плащей, дабы увидели все на поясах их гладиусы в ножнах.

Все, что менялы не успевали унести с собой, тут же исчезало проворством сопровождавшего Иисус отряда и многочисленных паломников.

После менял — скототорговцы. Более предусмотрительные из них, узнавши о творимом с менялами, поспешили со скотом своим к выходу из Храма, а те, кто упорствовал, получили по желанию их: канат прохаживался не только по спинам быков, овнов и козлов, но и по хозяевам их. Прохаживался безжалостно. До тех пор пока не были изгнаны из Храма все скототорговцы вместе с их скотом.

Они алкали прибытка, надеясь распродать скот желающим принести праздничную жертву, а вышло так, что едва не потеряли все. И то ладно, что отделались синяками.

Пока Иисус изгонял скверну из Храма, большая часть охранников уже сплотилась вокруг священнослужителей у входа в святая святых, и когда пророк подступил к заветной цели, то увидел, что внезапность, на которую он рассчитывал, не сработала: стражники сжимали в руках толстые палки, а лица из не предвещали ничего хорошего.

«Не нужно было начинать с менял и скототорговцев!»

Да, не смог он вовремя перестроить свой план, рассчитанный на внезапность. Его нужно было изменить уже тогда, когда толпы людей встретили его у Золотых ворот и крики восторга, что вошел в город царь Израиля, сопровождали его до самого Храма — достаточно прошло времени, чтобы противной стороне приготовиться к встрече незваного гостя. Не иначе, как опьянила его столь торжественная встреча, а то непременно бы он вспомнил о своем первом приходе в Иерусалим с наставником из тайного центра ессеев, когда им, собравшим вокруг себя лишь небольшую толпу, пришлось улепетывать в пещеры.

Вот теперь лишь он вспомнил об этом и предостерегающе поднял руку, останавливая своих сторонников от их желания оголить мечи. Он понял, что на сей раз проиграл, поэтому решил отступить, чтобы через день повторить свои действия, но уже более продуманно, с большей предусмотрительностью.

Подтолкнула к поспешному уходу из Храма и тревожно сообщенная весть:

— Во дворе язычников — легионеры. До пентакосты.

Сотня вооруженных римских легионеров, ловких в обращении с оружием, — нешуточная сила. Тем более, что с благословения первосвященника римляне могут появиться даже здесь, в Храме. Тогда — конец. Бесславный конец мятежника, конец бунтаря. Он не стремился быть услышанным тысячами как пророк, как Мессия. Он хотел диспутов с фарисеями и саддукеями. Многолюдных диспутов.

Впрочем, они все же состоятся, хотя и не такими, к каким он стремился. Народ, однако, узнает о них.

Сейчас же Иисус, молча, развернулся и направился вон из Храма. Первосвященники не повелели его преследовать и схватить. Они побоялись сделать подобное зло, ибо толпа, его сопровождавшая, и толпа, остававшаяся за пределами Храма, могла взбунтоваться и отбить Иисуса. Тогда непременно вмешаются легионеры, а тем проливать кровь невинных, что поливальщикам освежать улицы водой.

Священнослужители этого не хотели. Они жалели соплеменников.

Иисус же, вышедши из Храма, поражен был безлюдьем на улице. Как стремительно все меняется! Одно лишь появление сотни легионеров испугало людей.

Увидел он и то, что толпа, сопровождавшая его в Храме, начала стремительно таять. И даже те, кто пришел с ним и учениками его, чтобы силой поддержать все действия пророка, о чем они дали твердое слово, начали откалываться. Сначала поодиночке, тайком, а вскоре группами и демонстративно. Испарялись, как утренний туман под лучами восходящего солнца.

«Как мимолетна слава! Она спутник лишь удачливого и сильного!»

Иисус вторично, в дни гонений и вот сейчас, оказался брошенным теми, кто малое время назад устилал его путь пальмовыми листьями и сбрасываемой в восторженном экстазе одеждой.

Он не знал, что легионеры для устрашения толпы схватили двух наиболее шумливых мужчин, чем продемонстрировали свою решимость (он узнает об этом в претории, когда его и тех, схваченных на улице, начнут мучить перед тем, как взвалить на их спины кресты), но если бы он даже знал об этом, растерянность его не была бы менее сильной. Все дело в силе духа, в силе веры. Когда собранным на стадион противникам вноса в Иерусалим знака императора с его изображением Понтий Пилат пригрозил смертью, они не раскаялись, не разбежались, а пали ниц, подставляя свои выи под мечи. И именно это отрезвило прокуратора, и он признал свое поражение. Отчего бы и теперь не повторить подобное уверовавшим в него, Иисуса?

Не прониклись до глубины души люди его идеями — вот первопричина трусливости!

Выйдя из города и свернув с Иерихонской дороги, Иисус поднялся на гору Елеонскую, которую еще называли Масличной, чтобы прийти в себя от случившейся неудачи в общении с добрыми фермерами, и продумать следующие шаги. Ему было совершенно ясно, что теперь все мосты сожжены и что сочтены его дни. Ему оставалось одно: сделать так, чтобы Живой Глагол Божий услышало как можно больше соплеменников, а неудача в Храме лишила, можно сказать, его такой возможности. Как быть?