Роберт Грейвз - Божественный Клавдий

Алабарх обратился к Киприде, чья верность мужу в тяжелую годину чуть не вызвала слезы у него на глазах, и предусмотрительно, хотя и ласково спросил:

— Твой муж соблюдает закон?

Ирод увидел, что Киприда заколебалась, и ответил вместо нее:

— Не забывай, достопочтенный алабарх, что по рождению я идумей. Смешно требовать от идумея того же, что от еврея. Евреи и идумей — кровные братья благодаря нашему общему предку патриарху Исааку; но прежде чем поздравлять себя с тем, что евреи — избранный Богом народ, неплохо бы вспомнить о том, как Иаков, прародитель евреев, обманом лишил права первородства и благословения отца своего младшего брата Исава, прародителя идумеев. Не спрашивай с меня слишком много, алабарх. Прояви больше сострадания к идумею, попавшему из-за расточительности в беду, чем Иаков, не то, клянусь Живым Богом, первая же ложка красной чечевичной похлебки, которую ты положишь в рот, застрянет у тебя в горле. Мы потеряли из-за вас право первородства, а с ним и особую милость Бога, но в ответ хотим видеть хотя бы такое же сердечное благородство, которое сами неизменно выказываем другим людям. Вспомни о великодушии Исава: когда он случайно встретил Иакова в Пенуэле, он ведь не убил его.

— Но соблюдаешь ты закон или нет? — спросил алабарх, пораженный пылом, с каким говорил Ирод; оспаривать приведенные им исторические примеры алабарх не мог.

— Я сделал обрезание, мои дети тоже, я и все в моем доме всегда старались соблюдать закон, открытый Богом вашему предку Моисею, настолько строго, насколько это возможно находясь в Риме и насколько это позволяло нам наше духовное несовершенство, ведь мы — идумеи.

— Нельзя совместить несовместимое, — упрямо сказал алабарх. — Или ты соблюдаешь закон, или нарушаешь его.

— Однако я читал, что Господь разрешил однажды Нааману, обращенному в иудейство сирийцу, молиться в храме Риммона рядом с царем, его властелином, — возразил Ирод. — А Нааман оказался верным другом евреям, не так ли?

Наконец алабарх сказал Ироду:

— Если я ссужу тебе эти деньги, ты поклянешься именем Бога — вечная Ему слава! — соблюдать закон, насколько это от тебя зависит, и любить Его народ и никогда не погрешить против Него по злому умыслу или по оплошности.

— Клянусь Его Священным Именем, — ответил Ирод, — и пусть жена моя Киприда и дети станут свидетелями того, что с этого мгновения я буду чтить Его всеми силами моей души и стану любить и защищать Его Народ. А если когда-нибудь я по жестокости сердца допущу святотатство, пусть черви, пожиравшие заживо плоть моего деда Ирода Великого, станут пожирать меня самого, пока не сожрут без остатка.

Так вот Ирод получил взаймы. Как говорил он мне впоследствии: «Я бы поклялся в чем угодно, лишь бы выцарапать эти деньги. Я был в безвыходном положении».

Но алабарх поставил еще два условия. Первое заключалось в том, что Ироду давалась сумма серебром, равная четырем тысячам золотых, а остальные деньги он должен был получить по прибытии в Италию. Алабарх все еще не до конца верил Ироду. Тому могло вдруг прийти в голову, взяв деньги, отправиться в Марокко или Аравию. Согласно второму условию, Киприда должна была отвезти детей в Иерусалим, чтобы они получили соответствующее воспитание под руководством первосвященника, брата алабарха. Ирод и Киприда согласились на это с большой радостью — им было известно, что ни один миловидный мальчик, ни одна хорошенькая девочка из высшего общества Рима не могли избежать противоестественных притязаний Тиберия. (У моего друга Вителлия, к примеру, забрали сына на Капри под предлогом, что он получит там широкое общее образование, и поместили среди мерзких спинтриев; в результате его натура была искалечена. [14] …поместили среди мерзких спинтриев… — О спинтриях упоминает Светоний в биографии Тиберия (43.1): «Собранные толпами отовсюду девки и мальчишки — среди которых были те изобретатели чудовищных сладострастий, которых он (Тиберий) называл „спинтриями“, — наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его угасающую похоть». (Пер. М. Л. Гаспарова.) (Комментарий C. Трохачева) Всю жизнь его не называли иначе, чем «спинтрий», и я не знаю худшего человека, чем он.) Поэтому было решено, что Киприда присоединится к Ироду в Риме после того, как устроит детей в Иерусалиме.

Заехать в Александрию, чтобы попросить в долг денег у алабарха, Ирода заставили слухи о падении Сеяна, привезенные вольноотпущенником из Сирии. В Александрии они были полностью подтверждены. Сеян в течение многих лет был главным советником Тиберия и пользовался его полным доверием, но вступил в заговор с моей сестрой Ливиллой с целью убить его и захватить престол. Раскрыла заговор моя мать; с помощью моего племянника Калигулы и безжалостного негодяя Макрона Тиберию скоро удалось призвать Сеяна к ответу. Обнаружилось, что Ливилла за семь лет до того отравила своего мужа Кастора, и что Кастор вовсе не был, как утверждал Сеян, предателем по отношению к отцу. Поэтому повеление Тиберия, строго-настрого запретившего бывшим друзьям Кастора являться ему на глаза, можно было считать недействительным, а покровительство моей матери сделалось еще более ценным, чем прежде. Если бы не все это, Ирод не стал бы тратить время и поступаться своим достоинством, пытаясь взять взаймы у алабарха. Евреи не скупятся на деньги, но они осторожны и делают все с оглядкой. Они дают в долг своим бедствующим соотечественникам, если те попали в беду не по собственной вине, причем не берут процентов, так как это запрещено их законом, и единственной наградой им служит сознание, что они совершили добродетельный поступок. Но они не дадут ничего человеку другой веры, даже если он будет умирать от голода, тем более еврею, покинувшему, как они говорят, «духовное стадо» и следующему чуждым обычаям других стран, если у них нет твердой гарантии, что их щедрость принесет им немалую выгоду.

Мы с матерью не подозревали о том, что Ирод вернулся в Италию, пока однажды не получили нацарапанную наспех записку, где говорилось, что он скоро к нам прибудет, и туманно прибавлялось, что он рассчитывает на нашу помощь, так как из той критической ситуации, в какую он попал, одному ему не выбраться.

— Деньги — вот что ему нужно, — сказал я матери, — и ответ один: их у нас нет.

И действительно, в это время мы никак не могли бросать деньги на ветер, как я уже объяснял в предыдущей книге. Но мать сказала:

— Как не стыдно так говорить, Клавдий. Но ты всегда был грубый, невоспитанный человек. Если у Ирода затруднения и он нуждается в деньгах, разумеется, мы должны раздобыть их так или иначе; это мой долг перед памятью его матери Береники. Несмотря на ее диковинные религиозные обычаи, милая Береника была одной из самых лучших моих подруг. К тому же такая великолепная хозяйка!