Фаддей Зелинский - Сказочная древность Эллады

Финей побледнел. «Что делать, боги, что делать? Могу ли я отказать ей в упокоении, которого она требует, и продлить до бесконечности ее муку? Но могу ли я также исполнить ее волю, не становясь матереубийцей?»

— Я и сам не решаюсь дать тебе совет, князь Финей, — ответил Ясон. — Но среди нас есть любимец богов, дух которого проник в запретные для смертного тайники истины и добра; согласен ли ты совершить то, что прикажет тебе Орфей?

Финей некоторое время промолчал.

— Орфей! — сказал он наконец. — Ты ученик нашего Диониса, в тебе слилась эллинская мудрость со скифскою; я уверен, что, следуя твоему совету, я не омрачу дня искупления новым грехом. Скажи мне, что должен я делать.

— Твои опасения напрасны, князь Финей, — ответил вопрошаемый. — Не убийцей твоей матери будешь ты, а ее спасителем и единственным исцелителем ее зол. Ты должен немедленно исполнить ее волю.

Финей обратился к своему далекому двору и громко и твердо произнес:

— Матушка, прощаю тебя.

Все присутствующие подняли правые руки в том же направлении. Наступило долгое, гробовое молчание.

— Орфей был прав, — сказал наконец князь, — в глубоком благодарном вздохе-улетела ее душа. И видно, вещей была она в этот последний день своей жизни, что поручила погребение и тризну тебе, Клеопатра, а не мне.

— Ты понимаешь ее волю?

— Погоди спрашивать; знай одно: сегодня день чудес. И дай мне полюбоваться тобой… так, как это в моей власти.

Он стоял перед ней; его руки коснулись — последовательно ее рук, плеч, лица, волос. Он радостно вскрикнул:

— Отросли! Возвращен чудесный дар богини! Но почему, Клеопатра, не использовала ты вернувшейся силы своего волшебства, чтобы освободить себя? Свод твоей тюрьмы не устоял бы против той, которая вознесла потолки наших хором и обратила в роскошный цветник наш зловонный двор!

— Теперь я тебе отвечу: погоди спрашивать. Скоро сам увидишь причину; да, увидишь, — прибавила она с ударением. — Но что с тобой?

Действительно, Финей как бы не слышал ее слов; он опять весь был погружен в какое-то таинственное слушание.

— Летят! — воскликнул он. — Летят тяжелыми взмахами, не такими, как прежде. Видно, у каждого по ноше в руках. О, день чудес! Скоро они будут среди нас…

Он прижал руки к сердцу. Клеопатра тоже почувствовала, что силы ее оставляют.

— А теперь, Финей, я отвечу на твой вопрос. Ты хотел знать, почему я не освободила себя сама? Моя волшебная сила была ограничена. Богиня, даруя мне золотой волос, даровала мне в нем определенное число желаний. И когда он отрос, у меня оставалось только одно. И я сказала себе: этим единственным желанием будет зрение моих детей и моего мужа. О, призри, Белораменная, на мою тоску и нужду!

Она подняла руки для молитвы и затем опустила их на обоих своих сыновей — на их головы, чела, очи. Когда она отняла их, юноши вскрикнули и, в свою очередь, закрыли глаза руками. Потом они зарыли их в складках ее платья.

— Мы видим, матушка, видим твою черную ризу, только ее, но и это такое блаженство. Дай привыкнуть.

Поддерживая их и поддерживаемая ими, Клеопатра обратилась к мужу. Вторично она подняла руки.

— Финей, козни предательской иглы уничтожены: богиня вернула зрение моим сыновьям. Познай и ты теперь ее могущество в моем исцеляющем прикосновении.

Но Финей отступил:

— Нет, Клеопатра, теперь и я отвечу на твой вопрос.

Ответить ему, однако, не пришлось; ответил за него другой. В шуме водопада послышался голос, точно выходящий из заливаемой им скалы, и этот голос явственно произнес слова:

— Финей! Ты готов?

Финей преклонил голову и молитвенно поднял руки по направлению к водопаду; Клеопатра побледнела. Но аргонавты, стоявшие поодаль от обрыва, не расслышали таинственного голоса; их внимание было поглощено другим явлением, показавшимся над верхушками возвышавшегося против них леса. Он внезапно озарился каким-то красным сиянием.

— Что это? Лес горит?

— Нет, — ответил Ясон, — это та красная муть с Симплегад. Видно, придется здесь завести с ней более тесное знакомство.

Действительно, это были Гарпии, только теперь возвращавшиеся с неудачного налета к своей всегдашней жертве. В один миг они покрыли своими красными телами поляну Финея, расхитили лежавшие на столе яства — и удушливое зловоние, распространившееся тотчас повсюду, показало всем, что и вторая часть их задачи была ими исполнена как следует. В своем бешенстве они, казалось, даже не заметили, что Финея за столом не было, пока одна из них его не открыла.

— Вот он! Вот он! И афинянка с ним, и княжичи тоже. Видно, пока нас не было, заговор удался. Ну постойте, рано вам торжествовать победу. Вперед, Гарпии!

Еще мгновение — и они растерзали бы княжескую семью. Но к своему ужасу они внезапно увидели между собой и ею два сверкающих меча.

— Назад, богомерзкие! А, вы еще не знаете Бореадов!

Отчаянный крик раздался из красного тумана, в котором копошились чудовища; он поднялся на воздух и стал быстро удаляться в том же направлении, за ним Бореады, с ясными орлиными крыльями, с ясными мечами. Но не успели присутствующие опомниться, как место красного тумана занял белый — поднялась внезапная метель, в глазах зарябило, точно от снегового бурана. Но это был не снег: среди белых крыльев кружились, под звон ветров, белые лепестки роз и левкоев.

— Это Вьюги! — радостно крикнула Клеопатра. — Резвые подруги моего детства! Добро пожаловать, родные!

— Да, это мы! — ответил голос из белой метели. — Поклон тебе от царицы нашей, матери твоей; она и сама приедет, нас вперед послала. Живо, сестры! Устроим облаву, чтобы ни одна из этих летучих мышей не могла вырваться! Половина от нас вперед, за Бореадами! А другая здесь останется — исполнять приказание другой Матери, царицы наших царей.

И белое облако разорвалось пополам. Одна половина полетела вслед за исчезающей на краю кругозора красной мутью, другая пуще прежнего зарезвилась, закружилась. Все исчезло в опьяняющем вихре белых лепестков; не видно было отдельных образов, только голоса то там, то здесь вырывались из благовонной метели.

— Клеопатра, ветроногая Бореада! В последний раз вспомни свое детство, попляши с нами, подругами твоими!

— Клеопатра, почтенная княгиня! В последний раз постели ложе твоему мужу!

— Плексипп, Пандион, витязи молодые! Покажите, что и в вас течет кровь Борея, Горного Царя! К нам, в наш буйный хоровод!

Аргонавты невольно подались назад, предоставив всю поляну перед обрывом кружащейся рати Вьюг. Точно в тумане вырисовывался перед ними образ Финея: он все еще молился, окруженный белым сиянием. Внезапно он предстал перед ними во всей отчетливости один, на краю обрыва: метель потянулась к бездне, заволакивая водопад. Но это продолжалось недолго; только успели они оглянуться — и белая рать со звоном умчалась обратно; рядом с Финеем, все еще молящимся, стояла Клеопатра с детьми. Все стало по-прежнему, только теперь всякий шум прекратился, наступило полное, и жуткое, и благоговейное молчание. Волны водопада застыли наверху, над осушенною скалою; в скале показалась широкая пещера, а в ней — ложе, все покрытое мягким ковром из белых роз и левкоев.