Оливье Блейс - Торговец тюльпанами

И до самого вечера был со всеми на удивление мил и любезен — Элиазар даже признался отцу, что у него никогда еще не было «такого приятного врага», а этот день запомнился обоим семействам как самый удачный за весь год. Берестейны договорились с Деруиками ездить и на другие экскурсии, отказавшись на время таких совместных прогулок от серьезных разговоров и чопорных манер.

Виллем без промедления взялся исполнять поручение ректора. На следующий же день после поездки в Алкмар он узнал, где живет художница Юдифь Лейстер, взял у Берестейна карету, выглядевшую более роскошно, чем его собственная, и в полном парадном снаряжении отправился по указанному адресу.

Окна мастерской, в которой сильно пахло клеем и сырым гипсом, выходили на север, повсюду стояли статуи и муляжи, громоздились ящики, висели ткани, на полу лежал моток веревки, там же — какие-то шкивы и блоки… Тяжелые шторы на окнах были задернуты, тем не менее, несколько лучей все же пробрались внутрь и теперь выхватывали наугад то одну, то другую подробность: маленькую мраморную ступку с радужными потеками на гладких краях — в ней растирали краски; парчовое платье и чепец с лентами на плетеном манекене; выпорхнувшую из клетки голубку — ее безуспешно ловили двое мальчишек, бегая по комнате с приставными лесенками.

— Дома ли госпожа Лейстер?

— Хозяйка сейчас к вам выйдет.

Одна из служанок усадила Виллема в кресло и, приподняв, словно в театре, занавес, скрылась за ним, другая, помоложе, полила ему руки теплой мыльной водой, потом осушила льняным полотенцем, оставившим на его ладонях аромат ландыша.

— Похоже, хозяйка-то ваша живет на широкую ногу?

Ответа не последовало. Ощутив затылком легкий холодок и поняв, что его незаметно избавили от шляпы и плаща, Деруик призадумался, каким образом это сделали и не были ли слуги госпожи Лейстер в прошлом грабителями, раздевавшими прохожих.

В одиночестве он оставался недолго — вскоре появилась та, кого он ждал: Юдифь Лейстер в совсем простом платье и белом льняном чепце, низко надвинутом на лоб, — похоже, не столько для того, чтобы придерживать волосы, сколько для того, чтобы уберечь их от брызг краски. На согнутой в локте руке художницы лежала внушительных размеров палитра, большим пальцем она прихватила разноцветные кисти: две или три, только что набравшие краски, роняли на пол тяжелые капли, оставляя здесь и там голубые, зеленые и желтые кляксы. Судя по странному виду художницы, Виллем прервал ее работу в самом разгаре, но Юдифь улыбалась, давая понять, что прощает незваного гостя.

— Госпожа Лейстер? — удивившись, осведомился Виллем: все-таки настолько естественное, почти дружелюбное поведение хозяйки мастерской не очень соответствовало обстановке. Он невольно потянулся снять отсутствующую шляпу, которую, впрочем, смог обнаружить только потом, уже перед уходом, — висящей в темном углу передней.

— Обойдемся без церемоний! — воскликнула художница, положив таким образом конец обмену любезностями.

Не откладывая тяжелой палитры, она свободной рукой ввинтила в кулак гостя бокал и налила туда вина. Виллем залюбовался большим графином из пузырчатого стекла, очень красивым и очень неудобным, — в самый раз для натюрморта с виноградом, подумал он.

— Ну и что скажете? — спросила хозяйка, затыкая пробкой графин, на горлышке которого остался рыжеватый отпечаток пальца. — По какому делу пришли?

Деруик никак не мог привыкнуть к манерам художницы. Она слушала его, присев одной половинкой зада на слепок капители античной колонны и не переставая скрести свои кисти, и слушала так рассеянно, что ему не раз казалось: вот сейчас Юдифь встанет и уйдет. К счастью, все, что Виллем хотел сказать, было как следует продумано заранее, и выученная наизусть речь лилась так свободно, будто произносимые им слова пришли ему в голову только сейчас.

Юноша объяснил, что его сестра выходит замуж за одного богатого наследника из Харлема, и, чтобы увековечить торжественный день бракосочетания, он хочет заказать портрет молодых в свадебных нарядах. Да-да, он хорошо продумал все подробности, выбрал позы, костюмы и даже выражение лица каждой модели. Более того, он выбрал и места для трех одинаковых картин, которые госпоже художнице надо будет написать: одна будет встречать гостей в его собственном доме на Крёйстраат, будучи повешена на восточной, обитой кожей и пока ничем не украшенной стене прихожей; другая поселится в жилище Берестейнов; а третья отправится в Бразилию — чтобы отец в этом далеком краю не чувствовал себя совсем уж одиноким: картина станет напоминать ему о семье…

Теперь следовало поговорить и о самом портрете.

— В правой руке моя сестра Петра будет держать тюльпан, — уточнил Виллем, сложив пальцы так, будто сам взялся за стебель. — Это дань нашего уважения к ее жениху, торговцу цветами. Кстати, у него самого такой же тюльпан будет в петлице.

— Какими вы представляете себе эти цветы?

Услышав долгожданный вопрос, Виллем ощутил радость браконьера, чья ловушка захлопнула прекрасного зверя.

— Мне бы хотелось, чтобы чашечка у места соединения со стеблем была синей, лепестки — белыми, а по белому фону пусть пройдут красные прожилки, — описывал он, тыча издали пальцем в разноцветное месиво на палитре.

На секунду у него перехватило дыхание — и кисть, которую вертела в руке хозяйка мастерской, замерла ровно на ту же секунду. Юдифь, похоже, смутилась, но тут же опомнилась, сделала гостю знак подождать, вышла в соседнюю комнату — и тут же вернулась с незаконченной гуашью: тюльпан был раскрашен еще не до конца, стебель и мясистые листья только намечены углем и кое-где оттенены серебряным карандашом, но отдельные мазки — синие, красные и оттенка слоновой кости — делали чашечку в точности соответствовавшей описанию Деруика.

— Такой тюльпан, как этот?

Гость притворно чихнул и быстренько прикрыл лицо большим носовым платком — не показывать же было, как он обрадовался, а потом кивнул, шмыгнув для достоверности носом, и протянул:

— Да-а, примерно такой… — после чего ровным, спокойным голосом без малейших ноток волнения прибавил: — Однако я не могу быть уверен в полном сходстве, а стало быть — и в вашем таланте, пока не сравню изображение с моделью. Вы ведь рисовали тюльпан с натуры?

— С натуры, да.

— Это был срезанный цветок?

— Нет, он рос на грядке… — честно призналась художница. — Владелец показал мне его у себя в саду, и я сделала набросок карандашами.

— А где же этот сад?

Виллем тут же прикусил язык, осознав свою оплошность, но было поздно: на сияющее лицо молодой женщины набежало облачко. Не ожидая, пока тучи сгустятся, Деруик затараторил: