Серена Витале - Пуговица Пушкина

Отдельный фрагмент — «…à cacheter…» — в черновике письма Пушкина к Бенкендорфу служит очевидным намеком на печать на «дипломах», одним из ключей, наряду с бумагой, стилем и формулировками, которые, возможно, вывели поэта на Геккерена. Данзас вспоминал, что Пушкин подозревал Геккерена «из-за подобия почерка». Так как этот аргумент Пушкина, выдвинутый против посланника, не подтвердился при проверке двух экземпляров, которые имеются сегодня, было предположение, что один или большее количество «дипломов», возможно, были написаны на другой бумаге другой рукой. «Бумага и печать, — спорит Анна Ахматова, — могли выплыть в откровениях Натальи Николаевны, если, например, какая-нибудь записка Дантеса была запечатана ею. Недаром Геккерен описывает Дантесу печать, которой были запечатаны пасквили, в своей „воровской записке“. Какое дело невинному человеку до того, какого формата бумага на шутовском „дипломе“ и что изображено на печати?»

Это имело бы большое значение, если бы человек был вызван на дуэль из-за подобной шутки. Будучи на казарменном положении и не имея возможности действовать, Жорж Дантес ломал голову над причиной своих неприятностей и спрашивал Геккерена во всех подробностях о тех проклятых письмах. Ничто в его поведении не говорит, что он испытывает ненависть к Наталье Николаевне или жаждет мести за ее постоянные отказы, а это — единственные чувства, которые могли бы заставить его пожелать опозорить ее и ее мужа [60] Его единственные неласковые слова о ней передает Соллогуб: « C'est ипе mijaurée » («Она кокетка») — сказал он про нее в австрийском посольстве на вечере 16 ноября. Но это было в то время, когда он должен был подготовить общество к своей помолвке с «безобразной Гончаровой» и был явно в язвительном настроении вообще, поскольку дуэль с Пушкиным расстроилась. Можно себе представить, что когда Натали узнала о не совсем платоническом отношении chevalier gard'a к ее сестре, она была оскорблена и не смогла скрыть своего огорчения и возмущения; она первая провозгласила, что этот брак не что иное, как «подачка». Что бы ни заставило Дантеса назвать ее кокеткой, он не был совершенно неправ в этом. Но он сказал это после 4 ноября. . Но даже если предположить, что его любопытство рождено чувством вины — неправдоподобная, маловероятная гипотеза, — тогда это сделало бы Геккерена невинной жертвой в «воровской записке», где Дантес старается отвести от себя подозрения своего приемного отца, расспрашивая о печати. Что касается существования других «дипломов», в которых могла бы проявиться вероломная рука Геккерена, следует вспомнить, что говорил Пушкин относительно «того же самого письма» и что Данзас описал анонимные письма как имеющие «идентичное содержание, слово в слово». Если «стиль» и «формулировка» были идентичны, мы должны поверить и свидетельствам о той же самой бумаге, почерке и печати. Но, прежде всего: безотносительно к нашему мнению об интеллекте Натальи Николаевны, действительно любопытно, что она обвиняла в изготовлении «дипломов» Долгорукова и Гагарина. В конце концов, она была наиболее информированным человеком. Намного лучше, чем ее муж, в этом мы можем быть уверены.

Из бесчисленных российских обвинителей Якоба ван Геккерена наш выбор пал на гения воображения — поэта Анну Ахматову.

Имея дело с посланником, Пушкин стремился щеголять собственными дипломатическими способностями, демонстрируя, что он знал, «что происходило в домах других людей»: «Le 2 de novembre. Vous eûtes de Mr. votre fils une nouvelle qui vous fit beaucoup plaisir, II vous dit… ité, que та femme craignait… quelle en perdait la tête». Свидетельства против Геккерена не укладываются в содержание или вид «дипломов», но основываются на трех вымаранных строчках — вычеркнутых, но не настолько тщательно, чтобы не возбудить воображение. Вторая часть предложения может быть восстановлена с большой степенью достоверности: «que та femme craignait ип scandale [61] Или: ип éclat, une histoire. аи point qu’elle perdait la tête» («что жена моя настолько боялась скандала, что потеряла голову»). Первая часть гораздо более проблематична: «II vous dit [от двадцати до двадцати пяти отсутствующих букв]… ité».

Что мог сказать Дантес Геккерену такого, что бы его так обрадовало и убедило в развязке оскорбительной ситуации с «дипломами»? Сколько французских слов оканчиваются на ité? Множество: абстрактные существительные женского рода, такие как: fatalité, possibilité, sincérité; причастия, подобно convoité, debité, profité; такие конкретные существительные, как comité, cité; и некоторые другие. Можно отбросить слова, несовместимые со словарем Пушкина или контекстом, — от anfractuosité до villosité. Несчастливая необходимость склоняет нас рассматривать соответствующие risqué ситуации — от infidelité до virginité Екатерины Гончаровой или подходящее к ее ситуации maternité, о чем многие подозревали, когда неожиданно была объявлена ее помолвка. Но ни одно из этих слов не подходит к существующему тексту, а Пушкин — мы можем быть уверены — никогда не доверил бы их бумаге в любом случае. Мы должны также отказаться от новых оскорбительных слов, направленных против Дантеса или Геккерена — avidité, bestialité, immoralité, nullité, pusillanimité, stupidité, vulgarité — потому что снова не можем сложить предложение, которое имело бы смысл, или обнаружить какую-нибудь связь между презрением Пушкина, удовлетворением посла и страхом Натали.

Давайте заставим поработать воображение. Встречаются Натали и Дантес, и она предупреждает его, что ее муж получил анонимное письмо [62] Почему бы нет? Если письмо, написанное Геккереном, как думал Пушкин, могло быть «решающим ударом», до этого могли быть и другие. Многие говорили о прочих анонимных письмах, время от времени обрушивавшихся на голову поэта. , что он разъярен, рвет и мечет, и Бог знает, что у него на уме, а она умирает от страха. «II vous dit que j’etais tres agité » (или excité, irrité). Слишком коротко. И слишком неопределенно: требуются особенные факты, серьезные факты, как нам кажется, для того, чтобы поддержать такие безапелляционные обвинения — новое, еще более острое столкновение Пушкина и Дантеса, например; но все, что могут предложить воображение и словарь — очень не похоже на Пушкина: «II vous dit que je I’avais maltraité» («Он сказал вам, что я плохо обошелся с ним») — это столь же невероятно по стилю, сколь бессмысленно по содержанию.

Лучше посмотрим в другом месте. «Разъяренный холодностью Натальи Николаевны… Дантес был настолько дерзок, что нанес ей визит, но волею случая в прихожей столкнулся с Пушкиным, который возвращался домой». Это слова Араповой. Можно ли им поверить для разнообразия? Давайте посмотрим, годится ли это: «II vous dit qu’il avait abusé de mon hospitalité…» чуть длинновато, да и в любом случае Дантес не мог «злоупотребить гостеприимством», в котором уже было отказано, как нам представляется, без установления определенных сроков. Давайте вернемся к фактам, в которых мы уверены: встреча в доме Полетики. «II vous dit qu’il avait commis une énormité…»