Гисперт Хаафс - Ганнибал. Роман о Карфагене

У палатки Ганнибала военачальники жадно пили из кувшинов вино и воду и, давясь, глотали куски наспех пожаренного мяса. Тут же рабы и пленные устраивали нечто вроде триумфальной дороги, раскладывая с двух сторон захваченное оружие и знаки легионов.

Все с нетерпением ждали возвращения Ганнибала, и все же никто не заметил, как в начале дороги внезапно прорисовался во мраке всадник в озаренных огнем кострой латах и длинном пурпурном плаще. Его утомленный долгой ездой вороной жеребец мотал головой и, роняя пену, грыз удила, а наездник, неподвижно застыв, прошелся взглядом по лицам соратников. Они, словно повинуясь какой-то незримой силе, легли на землю и протянули к Ганнибалу руки. Муттин, шевеля украшенными перстнями пальцами, глухо произнес:

— Привет тебе, Милость Ваала и величайший из всех стратегов.

Глядя на их восторженные лица, Антигон с огромным трудом подавил в себе желание присоединиться к храбрым воинам, одолевшим заснеженные, непроходимые Альпы и считавшиеся непобедимыми римские легионы и одновременно не стеснявшимся валяться в грязи перед своим кумиром. Он скрестил на груди руки и демонстративно отвернулся.

Ганнибал нарочито медленно спрыгнул с коня, крадущейся походкой прошел по дорожке, выхватил из-за пояса меч и со свистом рассек им воздух над головами лежавших.

— Карт-Хадашт! — воскликнул он и поочередно коснулся острием клинка Миркана, Бармакара, Гадзрубала и Мутгина. — Встаньте, отцы города! Встаньте, братья победы!

Он бесшумно вложил меч обратно в ножны.

Антигон опустил руки и, едва разжимая губы, сказал:

— Добро пожаловать, стратег.

Ганнибал застыл от неожиданности, затем сдвинул шлем на затылок, вплотную приблизился к Антигону и обнял его.

— Тигго… Ты здесь? Но ведь…

— Я видел, как ты добился невозможного, стратег, — Антигон дерзко усмехнулся ему прямо в лицо. — Но на коленях я перед тобой не стоял. И не встану.

— Тогда я спокоен, — Ганнибал чуть отошел назад и весело подмигнул греку.

— Дай мне всю конницу! — голос Магарбала от волнения сорвался в крик.

— Зачем она тебе, мой друг?

— Я возьму с ней Рим, — Магарбал повел рукой куда-то в темноту. — Клянусь, через четыре дня ты будешь стоять на Капитолии, Ганнибал.

Стратег чуть наклонил голову, как бы прислушиваясь к потрескиванию дров в костре и доносившимся с равнины радостным крикам праздновавших победу солдат. Потом он поднял кубок:

— За победу, друзья! Но к сожалению, Рим способен отразить любой штурм, Магарбал.

Расправивший было горделиво плечи начальник конницы весь как-то обмяк и потухшим голосом заметил:

— Ты умеешь побеждать, Ганнибал, но тебе не дано воспользоваться плодами победы.

— Он прав, стратег — Созил вскочил и в знак поддержки положил ладони на голову Магарбала. — Такого еще не было! — Он вскинул руки и начал нараспев выкрикивать: — Когда галлы после битвы при Аллии захватили Рим, он сохранил свою армию! Когда Пирр одержал несколько побед над Римом, Вечный город смог выставить новые легионы! Но сейчас в Италии у Рима нет больше армии! Консул Гай Теренций в панике бежал, консул Эмилий Павел погиб! Все, кто возглавляя в прошлом году их войска, — Гней Сервилий Гемин, Марк Минуций Руф — мертвы! Восемь римских и восемь «союзных» легионов полностью уничтожены! Никогда еще в истории не было такой великой победы! Но почему ты, любимец отрицаемых тобой богов, не желаешь прислушаться к словам Магарбала?

— Потому что он говорит вздор, — сурово одернул его Антигон.

Все взоры тут же обратились на него. Созил медленно опустил руки и скорбно вздохнул.

— Тигго, возможно, чересчур резок в оценке, но, в сущности, он совершенно прав, — спокойно объяснил Ганнибал. — У Рима очень крепкие и высокие стены — как мы преодолеем их без осадных башен, катапульт и таранов? Или кто-то надеется, что они откроют нам ворота? Окрестности Рима густо заселены, в каждом доме наверняка найдется меч или копье. Каждую ночь мы будем терять людей — увы, это так. В таких важных делах нельзя себя тешить обманом. Хранилища Рима переполнены съестными припасами, в Тибре много воды, а значит, римляне смогут выдержать долгую осаду. Но даже если у нас будут все осадные орудия на свете, потребуется не меньше восьми месяцев, чтобы сокрушить стены и ворваться в Вечный город. За это время, друзья мои, римские суда доставят войска с Сицилии и Иберии, а союзники Рима выставят новые легионы. В итоге мы сами окажемся в роли осажденных. Великая победа, друзья, стоила нам огромных потерь. Хорошо, если завтра к вечеру хотя бы двадцать тысяч воинов окажутся способными совершить долгий переход. Если бы мы могли одновременно перекрыть дороги и оставить в городах свои отряды, я бы уже завтра приказал двинуться на Рим. Мы бы постепенно стянули вокруг него кольцо, и тогда…

Он прервался на половине фразы, рывком выпрямился, и на уже очищенных от крови и грязи медных бляхах панциря заплясали огненные всполохи.

На следующий день засевшие в двух лагерях остатки римского войска сдались. Солдатам Ганнибала достались все оставшиеся там съестные припасы, хранилища с оружием, ящики с деньгами и походная канцелярия. Ганнибал внимательно изучил хранившуюся в кожаных круглых коробках переписку между консулами и Сенатом, всю ночь о чем-то размышлял у костра и уже на следующий день не только, как обычно, отпустил с богатыми дарами «союзников», но и обратился с речью к пленным римлянам. Он заявил, что никогда не ставил перед собой целью разрушить Рим и отнюдь не является врагом римского народа. В свое время Карт-Хадашт даже оказал Риму помощь в войне с Пирром, но, к сожалению, Вечный город отплатил черной неблагодарностью. Подробно перечислив, какие именно враждебные действия Рим на протяжении десятилетий совершал против бывшего союзника, Ганнибал подчеркнул свою готовность заключить мир на следующих условиях: Рим выводит войска из Иберии; обе стороны отказываются от притязаний на Сицилию, Сардинию и Кипр; союз Рима с италийскими городами отныне строится исключительно на добровольной основе, и, наконец, оба великих города подписывают между собой договор о дружбе. В заключение Ганнибал, напомнив о требованиях, выдвинутых в свое время римлянами во время переговоров о выводе войск его отца с Сицилии, также изъявил готовность освободить пленных за выкуп. Он долго думал и наконец решил назначить своим послом Карталона. Один из предводителей конницы отлично владел латынью и койне [149] Койне — общегреческий язык, сформировавшийся и процессе создания державы Александра Македонского и впоследствии разбившийся на множество диалектов. и обладал острым прозорливым умом. Стратег с согласия старейшин предоставил ему право принимать самостоятельные решения и под честное слово отправил с ним в Рим десять пленных.