Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 1

Столь широкий, нетрадиционный для его соотечественников образ жизни был интересен и приятен Сципиону. Но главным побудительным мотивом к такому поведению было не это. В соответствии со своим представлением о едином гармоничном общественном организме, объединяющем все цивилизованные страны земного круга, и значением, отводимым в нем Риму, Публий стремился выглядеть перед сицилийцами идеальным представителем главенствующего в мире народа. Прежде, в Испании, ему вполне удалась такая роль. Он смог заслужить у иберов уважение и любовь, каких до него не снискал никто, сумел внушить испанцам, что и сам он является посланцем богов, и Рим господствует над прочими землями согласно повелению небес. Однако то было в полуварварской стране. Теперь же идеология Сципиона проходила испытание у самого просвещенного народа. И здесь, конечно же, следовало действовать по-иному, гораздо тоньше и изощреннее. Его по-настоящему захватила эта борьба с психологией и мировоззрением греков. Он стремился влиться в их жизнь, чтобы проникнуть в эллинскую культуру и, закрепившись в ней, постепенно занять первенствующее положение. Сципион рискованно балансировал на острой грани противоречия человеческой натуры, с одной стороны, субъективно стремящейся к свободе, с другой — объективно тяготеющей к обществу. Особую сложность для него представлял эллинистический индивидуализм нынешних оппонентов — этот червь, в свое время подточивший фундаменты греческих республик. Сципион вынужден был искать особые средства воздействия на эту публику, которая в гораздо меньшей степени, чем италийцы и испанцы, была подвержена стихийному, массовому усвоению идей. Но, как бы то ни было, Публий, не жалея труда, ума и вдохновения, проводил свою политику, дабы физическую победу Марцелла над сицилийцами навечно закрепить нравственной победой над их душами. На примере собственного правления он показывал грекам, сколь выгодно им переложить государственные заботы на римлян — прирожденных воинов и политиков, чтобы полностью посвятить себя вопросам культуры, к которым столь расположен их дух, сохранив при этом соответствующий гражданский статус и человеческое достоинство людей, выполняющих хотя и не руководящую, но тоже почетную и необходимую в обществе роль.

В этом деле Сципиону успешно подыгрывали его друзья, в первую очередь — Гай Лелий. Брат Луций весьма охотно усваивал местные нравы и способ времяпрепровождения, но не всегда в полной мере владел собою, потому иногда обижал сицилийцев прорывающимся сквозь природное добродушие высокомерием победителя. В целом окружение Сципиона, стремившееся сочетать в себе достоинства римлян и эллинов, добилось существенного морального успеха в провинции. Греки с восторгом обнаружили принципиальную разницу между этими образованными, обаятельными римлянами и пришельцами из Африки в пестрых одеяниях с кольцами в носу и ушах. Правда, карфагеняне тоже перенимали эллинские нравы, но, в основном, в области роскошного образа жизни. В пьянстве и разврате они не уступали грекам, в вульгарном богатстве и изнеженности — превосходили их, но в общении по-прежнему выглядели варварами. Если кто и занимался в Карфагене науками и искусствами, так это большей частью переселенцы из эллинистического мира.

Причем, уделяя повышенное внимание грекам, Сципион проявлял благосклонность и к коренным народам Сицилии. Заводил он дружбу и с местными пунийцами, внушая окружающим мысль, что враг Рима — только Карфаген, но не финикийский народ, который сам немало пострадал от владычества корыстного африканского господина.

Вскоре Сципиону представилась возможность от скрытой идеологической борьбы с потенциальным соперником, облеченной в форму изысканных светских развлечений, перейти непосредственно к боевым действиям против реального врага. Из Италии возвратились его посланцы из числа локрийских изгнанников и принесли обнадеживающие сведения. Когда граждане Локр, обольщенные каннским успехом карфагенян, изменили Риму и передали город африканским завоевателям, многие сторонники римлян, проявившие верность старому союзнику тем, что позволили спастись римскому гарнизону, были вынуждены расстаться с Родиной и переселиться в другие места. Особенно значительные колонии этих беженцев образовались в Регии и Сиракузах, к ним теперь и обратился Сципион. Благодаря обещанной консулом помощи изгнанники обрели надежду вернуться в свой город и, более того, занять там привилегированное положение. Воспрянув духом, они восстановили прежние связи с соотечественниками, оставшимися в Локрах, и подготовили почву для восстания.

Разведчики доложили Сципиону, что с группой граждан Локр, пользующихся доверием пунийцев, достигнута договоренность об оказании помощи римлянам в овладении городом, а общее настроение жителей, уставших от своевольного хозяйничанья карфагенян, попирающих основы официально равноправного союза, сулило поддержку отряду Сципиона, едва он войдет в пределы городских стен. Последние сведения имели для Публия особое значение, поскольку, не располагая возможностью ввести в Италию большие силы, он должен был рассчитывать на содействие местного населения.

Уточнив совместно с локрийцами детали предстоящей операции, Сципион отправил к Локрам два воинских подразделения, одним из которых командовали военные трибуны Марк Сергий и Публий Матиен, а другим — Квинт Племиний — энергичный, способный италиец, оказавший консулу существенную помощь при вербовке добровольцев за пределами Лация. Общее руководство Сципион поручил Племинию, желая этим подчеркнуть, что захват города осуществляется вспомогательными силами, и тем умалить степень своего вмешательства в дела чужой провинции.

К коллеге по консульству, Лицинию Крассу, Публий послал гонца с сообщением о готовящемся предприятии, однако, во избежание утечки информации и прочих осложнений, устроил это таким образом, чтобы тот явился в лагерь второго консула уже после взятия Локр. Сам Сципион с третьим отрядом перебрался из восхитительных Сиракуз в Мессану, желая быть как можно ближе к месту событий.

К назначенному времени Племиний тайно привел воинов в окрестности Локр и ночью с помощью сигнальных огней дал знать заговорщикам о готовности к атаке. Те спустили со стен лестницы и провели римлян сразу в крепость. Когда карфагеняне очнулись от сна и взялись за оружие, римляне уже захватили ключевые посты цитадели. В это время заговорщики подняли панику в самом городе, чем еще сильнее испугали пунийцев. Те решили, что весь город захвачен римскими войсками, и без боя отступили во вторую крепость. Однако пока на этом все и закончилось; в городе возникло противостояние соперников при некотором превосходстве римлян за счет благоволения к ним местных граждан. В течение нескольких дней противники регулярно совершали вылазки из своих убежищ и каждый раз после недолгой безрезультатной схватки вновь укрывались за стенами крепостей. Вскоре к Локрам стали подтягиваться пунийские подразделения, ремеслом убийц и грабителей добывавшие пропитание войску Ганнибала в окрестностях города. Наконец сам Ганнибал решил почтить Локры вниманием и с передовой частью войска грозно двинулся к побережью.