Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 1

Проконсул замолчал, задумавшись, Масинисса, не дыша, ожидал продолжения. Когда пауза достигла пика напряжения, и тишина сделалась звенящей, Сципион возобновил речь, медленно, угрюмо возводя ряды слов, которые, казалось, вот-вот окаменеют и непреодолимой стеной заградят Масиниссе доступ к миру и жизни.

— Мы овладели обеими Нумидиями, — говорил он. — Многие предлагают мне образовать там провинцию Римской республики, но я предпочитаю иметь дело с друзьями, а не с подчиненными, ибо свободный человек во всех отношениях выше раба. Потому передо мною теперь встает задача найти настоящего хозяина для этой земли, который не замыкался бы в жалкой оболочке тела, чье «я» охватывало бы собою всю страну, личность, включающую в себя составными частями сотни тысяч нумидийцев. Еще несколько дней назад я считал, что у меня есть человек, способный вырасти в истинно государственного мужа, и лелеял его, дорожа им больше царства. Однако судьба устроила ему проверку… Против моей воли у меня начинает складываться мнение, будто нумидийская земля, производя в своих недрах прекрасный мрамор, не может зато порождать на свет достойных людей. Я вынужден видеть, как нумидиец, даже будучи безмерно возвеличен капризной богиней Фортуной, все равно тяготеет к рабству, и если избегло цепей его тело, он первому встречному позволяет заковать душу, готовый униженно покорствовать и женщине… Но я отказываюсь верить собственным глазам. Масинисса, избавь меня от этого наважденья, проясни мой взор обликом заслуживающего уважения нумидийца! Что мне теперь делать? Утвердить в Африке господство Рима, мелочной опекой низведя твоих сородичей до уровня неразумной скотины, жующей жвачку под щелканье кнута? Искать вам заморского царя? Может быть, возродить Сифакса? Тот уж, по крайней мере, от одной-то болезни излечился навсегда…

Под впечатлением услышанного у Масиниссы потемнело в глазах, ему почудилось, будто он на всем скаку падает с коня. А Сципион вновь умолк, и в наставшей тишине только что произнесенные фразы обрели объемность и ужасающую глубину.

— Скажи мне, Масинисса, кого ты видишь пред собой? — спустя некоторое время, спросил Публий.

Африканец поднял поникшую было голову и, взглянув в ярко освещенное лицо императора, которое словно висело во мраке, поскольку фигура растворялась во тьме, и как бы символизировало собою господство духа над телом, поднял руки и благоговейно возвел глаза к потолку, казавшемуся ему в тот момент выше небес, подыскивая слова, но римлянин перебил его.

— Вижу, задумал ты какую-то глупость, — сказал он, — потому отвечу сам. Перед тобою сейчас находится проконсул Римской республики. И уверяю тебя, это значит гораздо больше, чем то, что желал выразить ты.

Далее Сципион произнес целую речь.

«Пятьсот пятьдесят лет возвышается на холмах Лация Рим. Тысячи магистратов за столь великий срок всходили на Капитолий, сотни тысяч граждан собирались на форум, множество войск выступало с Марсова поля навстречу врагам, вырастали герои, свершались подвиги, кипели страсти, бурлила жизнь; и все это порождалось целью возвеличить славу Отечества и имело итогом могущество и честь государства. Во славе Рима и поныне живут те люди, и это единственное обиталище, способное продлить земное существование за природные пределы, ибо истинная природа человека не в теле, а в обществе. Человек смертен, но люди бессмертны. Из глубины веков гордо выступают римляне длинной чередою и, преемственностью характера и духа укрощая Время, устремляются в бесконечность будущего. На краткий миг на вершине исторической пирамиды оказались мы. Малый срок отпущен нам для проявленья своих качеств. Но часто и подвиг свершается в мгновенья, и смерть приходит внезапно. Мы, как и всякое другое поколенье, можем вознести достояние Отечества на недоступную прежде высоту или уронить его в грязь. Однако именно нам повезло больше, чем предшественникам, так как ныне мир стоит на распутье. Конечно, не будь Ромула, Брута, Деция, Камилла, Курсора, Фабриция, Курия, Дуилия и тысяч тех, на первый взгляд безымянных, но в действительности носящих самое громкое имя на свете — римский народ, которые умножили силы великих людей и воспитали их, ведь герои возникают только там, где их способны оценить, так вот, не будь этих людей, государство не достигло бы нынешнего уровня, и мы пребывали бы теперь в ничтожестве. Так что всякая эпоха имеет свое значение. И все же нам выпала особая роль. В наш век грянула величайшая война… Неисчислимыми бедствиями обрушилась она на Республику. Гибли легионы, консулы, нас предавали союзники, и враг посмел вторгнуться в Лаций. Но римляне выстояли. Иначе и быть не могло. Нам невозможно пасть пред агрессором, ибо мы являемся звеном в цепи, пронизывающей время, и за одну руку нас держат предки, а за другую — потомки. В результате борьбы к деяниям прошлым добавились нынешние. Усилиями наших современников, перешагнувших через собственные страдания, государство поднялось на новую ступень и возвысилось над захватчиком. Настал перелом, открывший пред нами новый горизонт, и в туманной дали будущего требовательным зигзагом обрисовался следующий вопрос. Воспрявшая Республика просветленным взором воззрилась на своих сынов в поисках того, кому теперь надлежит вручить свою судьбу, того, кто способен не только разрушать чьи-то замыслы, но и конструировать собственный успех, не только противостоять врагу, но и побеждать его. Смена стратегии, как и любой переход от одного состояния к другому, содержит в себе угрозу, сокрытую в скачке. Не тебе, военному человеку, объяснять, что наиболее уязвимое место во фронте фаланги — стык между подразделениями, но в войсковом построении за гастатами стоят принципы, а триарии поддерживают и первых, и вторых, а вот у полководца, ведущего войну в чужой стране, такой страховки нет. Судьба же своенравна, нельзя давать ей лишний повод для коварства, и потому при совершении серьезных дел ее соратником должен быть безупречный человек, с ног до головы закованный в доспехи достоинств, которых не коснулась ржавчина порока.

Возможно ли найти такую личность? Мы все рождаемся немощными и неразумными, но в дальнейшем нас различает доблесть; в здоровом государстве именно она определяет наши достижения в обществе. В деле воспитания добрых качеств важно все: твой род, маски предков, которые ты видишь с детства в нише ларария, шум форума, флейты жреческих обрядов и гром триумфов. Наши души формирует величие Курии, гордость лиц, блеск имен и даже — колыханье тоги, торжественностью несравнимое с колебаньями одежды иноземцев. Однако задача человека — не только добросовестно внимать хору звуков жизни, но и в том, что-бы собственною волей придать им особый строй, подчинив единой цели, дабы в мире гармонично прозвучала твоя личная мелодия. Самое сильное войско потерпит неудачу, если непомерно широко растянет фронт, зато небольшой отряд, сплотившись острым клином, прорвет могучую фалангу. Так и человек достигнет высоты, когда сожмет свои способности в кулак и все достоинства направит в дело. Целеустремленности римлянам не занимать, каждый у нас стремится к славе и с малых лет растит в себе героя. Выбор у Отечества велик, но возглавить решающую кампанию войны может лишь один… Состязание на перспективность выиграл я. Этот приз, дающий сегодня честь, а назавтра требующий славы, и называется: проконсульство в Африке.