Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 1

После этого Ганнибал велел ужесточить осаду обоих римских лагерей. Измученные ранами, жаждой и безнадежностью своего положения римляне вскоре сдались на условиях сохранения им жизни и в случае внесения выкупа — свободы. На этот раз Ганнибал был настроен весьма благодушно и проявил готовность отпустить не только италиков, но даже римлян, лишь цену последним назначил более высокую, таким образом разменяв свою ненависть на деньги.

Карфагеняне долго блаженствовали под Каннами, отдыхая от ратных трудов, восстанавливая силы и материальное благополучие. К ним стали приходить послы от италийских народов с изъявлениями покорности. Ганнибал неизменно слышал вокруг себя поздравления и восхваления. Только начальник конницы Магарбал упрекал его в медлительности и призывал немедленно двигаться на Рим. «Через пять дней ты можешь обедать на Капитолии!» — говорил он полководцу. Но Ганнибал считал войну практически законченной и в ответ гордо изрек: «Почему я должен столь дорожить нынешним успехом? Что помешает мне в любой другой момент устроить римлянам или кому-либо другому, кто посмеет сопротивляться, новые «Канны»? — пошутил Ганнибал. Затем уже серьезнее добавил: — Однако с Римом покончено навсегда. От этого добросовестного пахаря-крепыша осталась лишь голова, от которой я отсек туловище». Магарбал понял, что спорить бесполезно, но, уходя, сказал: «Побеждать, Ганнибал, ты умеешь, однако пользоваться победами еще не научился».

Узнав, что карфагеняне пока не собираются идти на Город, римляне несколько воспряли духом и увереннее стали готовиться к продолжению борьбы. К войску в Канузии был направлен претор Марк Клавдий Марцелл, до этого командовавший флотом в Остии. Клавдий Марцелл был опытным воином и полководцем, который обладал неукротимым духом, не знающим робости ни перед людьми, ни перед богами. Он отличился еще в первую войну с пунийцами, но особую славу заслужил, разбив галлов в неравном бою и посвятив доспехи поверженного им лично вражеского вождя Юпитеру Феретрию, совершив таким образом то, что за многие века, пока стоит Рим, удалось только Ромулу и Корнелию Коссу. Теренций же вернулся в Рим.

Варрону народ вместе с сенаторами устроил торжественную встречу, толпою выйдя к воротам. Все радовались, что у государства еще остался консул, благодаря чему положение казалось не совсем безнадежным. В понимании римлян, консул был не только должностным лицом, но и гражданином, ввиду особого религиозного статуса осуществляющим контакт общины с богами. Одним из первых подошел к Теренцию Фабий Максим. Он ободрил консула, высказав в более мягкой форме то, что в Канузии говорил Сципион, но в его устах такие слова звучали гораздо уместнее, чем произносимые юношей. Старец ни единым намеком не упрекнул Варрона в происшедшем. Всеобщие устремления были сейчас обращены только в будущее. Самого Фабия непостоянная толпа ныне превозносила до небес, уподобляя богам, восхищаясь его нечеловеческой прозорливостью и мудростью.

Как ни поддерживали Теренция, было ясно, что он деморализован случившейся трагедией и не годится для больших дел. Сенат поручил ему назначить диктатора. Диктатором стал Марк Юний, а начальником конницы — Тиберий Семпроний.

Марк Юний сразу объявил набор в войско. Призывали юношей даже моложе семнадцати лет. Поскольку граждан не хватало, пошли на чрезвычайные меры и выбрали для воинской службы восемь тысяч добровольцев из рабов, обещая им в случае успеха свободу и гражданство. Государство выкупило их у хозяев. Расходы при этом превысили сумму, требуемую Ганнибалом за каннских пленников, но римляне брезговали пленными, ставя их ниже рабов. Делегацию от тех, кто сдался карфагенянам, из десяти человек, прибывшую договариваться об условиях выкупа соотечественников, сенат отправил обратно, заявив, что римскому государству нет дела до пунийских рабов, несмотря на то, что многие сенаторы имели родственников среди пленных. Один из посланников решил остаться в Городе, считая себя свободным от клятвы вернуться, данной Ганнибалу, так как, едва выйдя из лагеря африканцев, он немедленно возвратился, якобы забыв какие-то вещи. Однако граждане, возмущенные недостойной римлянина хитростью, в оковах отослали его к пунийцам.

Ганнибал не очень расстроился, узнав, что Рим отказался выкупать соплеменников, запятнанных трусостью, и всех их продал в рабство во многие страны Средиземноморья.

Вместе с посольством пленных явились и карфагеняне с предложением мира побежденным, но их не допустили в Город и велели немедленно покинуть Лаций.

В результате всех усилий римлянам удалось собрать четыре новых легиона. Это вселяло некоторые надежды, но ситуация в Италии после «Канн» резко ухудшилась. Прежде Ганнибал, отвергаемый италийцами, скитался по чуждой ему стране, как разбойник с гигантской шайкой грабителей, теперь же на его сторону перешли многие местные народы, в том числе и такие крупные как самниты, луканцы, бруттийцы, а также греческие города Кротон, Локры и другие.

К такому положению привели три неполных года войны, которую разожгли карфагеняне, но открыто и прямо объявили римляне.

Карфаген был образован за несколько десятилетий до Рима переселенцами из финикийского города Тира, возглавляемыми политической партией, проигравшей борьбу за власть на родине. В то время Западное Средиземноморье населяли в основном разобщенные низкоорганизованные народы, что и определило быстрый расцвет Карфагена. Благодаря выгодному географическому положению и опыту своих граждан в морском деле финикийская колония легко достигла торговой гегемонии в регионе и стала посредником между богатым сырьевыми ресурсами Западом и высокоразвитым Востоком, не брезгуя при этом и пиратством. Единственными конкурентами карфагенян были сицилийские и италийские греки, с ними и воевали испокон веков пунийцы, как называли потомков финикийских эмигрантов римляне.

Во времена Ганнибала Карфаген был ярковыраженным олигархическим государством с атавизмами республиканских порядков. Его политику определяла партия торгово-финансовых кругов, в силу характера своего капитала склонных к агрессии. Оппозицию ей составляла группировка латифундистов, стремящихся к расширению владений в Африке и, следовательно, к миру в Европе. Тем не менее, ее миролюбие было относительным, и обе партии роднила ненасытная потребность в притоке рабов. Богатство сделало население Карфагена паразитическим: на полях горбились скованные цепями рабы, на судах гребли рабы и даже воевали за пунийцев иноземцы-наемники.

К крестьянскому Риму торговая империя относилась благодушно, пока тот не сделался хозяином почти всей Италии. Приняв под свою опеку греков, Рим оказался перед необходимостью защищать их торговые интересы от экспансии Карфагена. Благодаря взвешенной дипломатии римлянам долгое время удавалось уходить от конфронтации с могучим конкурентом. Однако позднее интересы Рима и Карфагена пересеклись в Сицилии. Пользуясь расколом в рядах сицилийских греков, карфагеняне встряли в конфликт и повели очередную войну на плодородном острове. Если бы они победили, то утвердились бы на берегу Мессанского пролива у самых границ Италии. Рим не мог мириться с таким развитием событий и после долгих колебаний вступил-таки в войну с Карфагеном под благовидным предлогом помощи союзникам.