Георгий Миронов - Заговор, которого не было...

2. «Не имея определенного названия, организация не имела определенной строго продуманной программы, как бы не были детально выработаны и методы борьбы, не изысканы средства, не составлена схема». И опять — заме­чательное признание следователей: какую опасность для советской республики могла представлять подобная орга­низация? Ни конкретной программы, ни конкретных ме­тодов борьбы! Это у «боевой»-то организации. Так, может быть, это была аморфная, но очень многочисленная боевая организация?

Цитирую: «...Наличный состав организации имеет в себе лишь самого Таганцева, несколько курьеров и сочув­ствующих». Небогато. Особенно — для «Второго Крон­штадта»»

А методы борьбы у «боевой организации»? Ведь, судя по докладу следователей, коварный «боевик» профессор В. Н. Таганцев придумал «новый способ борьбы — уста­новление полного контакта и нахождение общего языка между культурными слоями и массами...». А что, в этом есть рациональное зерно. Может быть, в данном тезисе следователей — корень страха и ненависти большевиков к «Организации Таганцева»: если «культурные слои», на­строенные антисоветски, но не выработавшие «методов борьбы», найдут «общий язык» с массами, после гражданс­кой войны и изматывающей «эпохи военного коммунизма» также большой любви к новой власти уже не испытывавши­ми, — то вот она, реальная угроза большевистской власти!

3. Но — опять неожиданный виток. Читаю далее в док­ладе: «Таганцев и его группа находили возможным объеди­ниться с лицами буржуазной ориентации и социалистами будущего... признавая за основу программы сохранение советского строя». Выходит, боевая контрреволюционная организация, созданная незадолго до Кронштадтского восстания и имевшая в своем составе «Боевую организа­цию кронморяков», была все-таки за «советы». И, следова­тельно, никак не могла одновременно быть «белогвардейс­кой» и «шпионской»...

4. Но, может быть, средства достижения этого прекрас­ного мира «с сохранением советского строя», который ведь, по сути-то, и защищали от «таганцев» «дзержинцы» и «зиновьевцы» в Петрограде 1921 г., — были у «таганцев» криминальны. Ведь, как-никак, — «боевая организация», а значит — страшен был Отечеству развязываемый ученика­ми профессора В. Н. Таганцева «белый террор»?

Да нет же, нет! Ни белого, ни красного не признавал Владимир Николаевич и его единомышленники. Это под­тверждают и авторы «доклада», представленного в августе 1921 г. в «Большой дом»: «Террор, как таковой... не входил в их задачи...».

5. Заслуживает нашего внимания и такое заключение авторов доклада — «основные положения программы и тактики допускают возможность объединения группы Та­ганцева с другими организациями, если таковые имелись. На самом деле был случай только персонального присое­динения к организации людей иного толка». Так, стало быть, все эти толстые тома, в которых доказывается суще­ствование «ПБО» как организации, состоящей из десятков отдельных, разрозненных и объединенных лишь «боевым штабом» во главе с Таганцевым — все это туфта? Вот же пишут следователи, товарищ Губин и Попов, черным по белому, в июне 1921: «частные случая и связи нельзя обоб­щать и говорить о существовании филиальных отделений организаций». И дальше — совсем уж замечательное при­знание следователей-профессионалов: «Были ли созданы другие организации, следствием не выяснено, но больше оснований предполагать, что таких организаций не было»!

Казалось бы, все ясно. И можно было прекращать «дело» уже тогда, в июне 1921! Ведь очевидно, что нет ника­ких оснований для одного, и есть все основания для друго­го. И все это четко установлено двумя следователями, предпринявшими предварительное изучение материалов «дела». Конец? Нет, только начало.

И невольно возникает вопрос: чего было бояться боль­шевикам, которые к лету 1921 г. достаточно укрепили свою власть?

6. Возможно, несмотря на малочисленность организа­ции, ее вожди были способны поднять и повести за собой массы? Многие великие предводители масс начинали с ма­лого числа своих приверженцев...

.Цитирую доклад: «Шведов, по показаниям ряда лиц, хо­дил в Финляндию... исключительно с целями спекуляции... Орловский фактически видного участия в организацион­ной работе не мог принимать по своему низкому культур­ному уровню и несколько расстроенной психике (и это — о «начальнике террора»! — Авт.)... Центральной фигурой в организации является, безусловно, Таганцев, но говорить о существовании областного комитета преждевременно, т. к. роли... членов не выявлены достаточно... Можно, конеч­но, считать эту тройку руководящей группой и назвать ее областным комитетом», — высказывают предположение составители доклада, но так неуверенно, вяло высказыва­ют, что, видимо, и сами-то всерьез в это не верят...

Да и как им в это верить, если они тщательно изучили все материалы «Дела», характеры подследственных. И даже бесспорного руководителя организации характеризу­ют так: «К чисто практической работе был неспособен... Таганцев — кабинетный ученый, мыслил свою организа­цию теоретически».

Итак, нет разветвленной, многочисленной организа­ции, нет пользующихся бесспорным авторитетом волевых, энергичных вождей, нет материальной базы, нет цели и нет четко выработанных средств достижения этих целей, более того, нет даже умысла их создать. Вот что было выяв­лено следователями Губиным и Поповым уже в июне 1921 г. А не прислушались к их мнению потому, что поступила ус­тановка: вскрыть, разоблачить крупную антисоветскую бо­евую, террористическую организацию в Петрограде. А для большевиков, как известно, невыполнимых задач нет. И «организацию» стали разрабатывать. В том числе и аген­турно. О том, как это делалось, свидетельствует приобщен­ная к материалам «Заговора Таганцева» агентурная разра­ботка «Ученый», в которой последовательно излагается методика вербовки и проверки в качестве французского шпиона профессора Вредена:

«Послать нашего сексота в Витебск при соответствую­щей костюмировке. Там он является к врачу Бетехтину и рассказывает, что он только что перешел границу, был об­стрелян. Спрятавшись, уничтожил все бумаги и письма. Оставил только деньги, около 500 рублей, вскоре его обна­ружил красноармеец, обыскал его забрал деньги и отпус­тил. Он вспомнил, что одно из писем было на имя Бетехтина. Он обратился к нему за помощью приобрести докумен­ты, деньги и добраться до Петрограда, где он должен найти человека и передать ему зашитый в костюме документ. Со­держание документа и отправителя он не знает, а одно письмо он должен передать профессору Вредену.

Сексот должен производить впечатление весьма интел­лигентного человека, староармейца, интересующегося во­енными и гражданскими делами, знающего французский и немецкий языки».