Алексей Эйснер - Человек с тремя именами: Повесть о Матэ Залке

Но вскоре после того, как новый командный пункт начал обживаться и на террасе Лягутт уже ждал смены, а телефонисты потянули провод к батальону Людвига Peнна, произошло мелкое событие, заставившее, однако, Лукача принять решение еще об одном переселении.

Уже смеркалось. В большой комнате за украшенным резьбой обеденным столом, персон этак на двадцать, под массивной бронзовой люстрой с тремя еле тлевшими лампочками сидели рядом, лицом к стеклянной входной двери и террасе за ней, Лукач и Белов, а на председательском месте — Алеша, смотревший через окно на бетонные перила переезда через реку. На столе не было ничего, кроме планшетов Лукача и Белова и толстых цветных карандашей. Неожиданно оконное стекло звякнуло, что-то громко щелкнуло, и в стол вонзилась согнутая почти пополам винтовочная пуля.

— В люстру бахнулась и согнулась,— беря ее в руки, пояснил Белов.— Смотри: еще теплая. Не виси здесь это сооружение, она б Алеше прямо в лоб треснула. Везет тебе, брат, уже который раз. На, спрячь на память.

Но Лукач отнесся к этому иначе.

— Мы с тобой, похоже, забыли свой предыдущий опыт, устроившись как раз против вражеских позиций, и совершенно напрасно подставляем под пули и свои очень умные головы и чужие. Немедленно надо отсюда перебираться. Куда? Куда-нибудь поблизости, потому как и связь отсюда уже потянули, да и комбаты наши знают, что мы тут. Так вот, как раз напротив, через шоссе, есть будка дорожного сторожа. В ней и засядем.

— Тесновато будет,— попробовал воспротивиться Белов.

— В братской могиле еще теснее,— отрезал Лукач.

К восьми часам переселение было завершено. Сторожка под оголившимися деревьями состояла всего из одной комнаты в два окна: одно выходило на мост, другое — в сторону неприятеля, но было снаружи предусмотрительно забито толстыми досками.

Измученные телефонисты притащились лишь к одиннадцати. Первым в помещение вошел Мориц. Деревянно откозыряв Лукачу и Белову, бывший прусский служака, едва успев оглядеться на новом месте, предложил генералу установить коммутатор полевого телефона в подвале, для чего оттуда следовало выбрать большую часть запасенного кем-то сена. Он же посоветовал свалить его на полу, чтоб на нем могли отдыхать свободные бойцы охраны и шоферы.

Лукач и Белов сидели рядом за столом и тихонько, чтобы не мешать засыпающим, переговаривались над картой. Перед ними оплывала в медном подсвечнике уже вторая свеча. Телефонисты возились в подвале с коммутатором, почему-то не желавшим обнаруживать никаких признаков активности, снизу доносилась немецкая воркотня Морица, изредка подкрепляемая крепкими польскими выражениями Ожела, из которых «курва мачь» было самым мягким. Ругани аккомпанировал чей-то храп. Наверху, на сене, покрывавшем весь пол сторожки, лежали бойцы охраны. Луиджи и толстый француз, шофер Белова, которого звали Феликс, предпочли спать в машинах. Алеша же то дремал, положив локти на стол, то выходил наружу под начавшийся с вечера сильный дождь и дышал влажным холодным воздухом. За пять минут до полуночи он разбудил Фернандо. Торопясь, тот набросил портупею, затянул пояс с подсумками и, волоча приклад по полу, вышел. Сменный Казимир, как вылезший из озера сеттер, разбрасывая брызги, отряхнулся в сенях, войдя, вытянулся перед начальством, щелкнув каблуками, поставил винтовку к другим в угол, сбросил туда же плащ, повалился на освобожденное Фернандо место и, едва успев закрыть глаза, уснул. Когда ночью на часах стоял Фернандо, его детский вид и рост невольно заставляли Алешу почаще наведываться к нему. И сейчас, выйдя к маленькому испанцу вторично, он дал ему кусок бинта из индивидуального пакета и посоветовал заткнуть ствол винтовки, а постояв с ним, прошел к мосту.

За шумом дождя уже не было слышно, как журчит мелкая речка. Вдоль противоположного ее берега магистральное шоссе уходило направо через захваченную мятежниками Сарагосу на Францию, но и неподалеку отсюда оно было перерезано, и по нему никто не ездил. Налево же, где совсем близко начинался парк Каса-де-Камио, уже почти две недели с переменным успехом велись бои.

Еще вчера Фернандо объяснил Алеше, что Каса-де-Кампо по-испански означает загородный дом. С давней поры теперешний природный парк, бывший тогда лесом, принадлежал испанским королям. Именно там и была их летняя резиденция, а вокруг нее простирались угодья королевской охоты. Так что название было шире. Теперь же это место жесточайших сражений, и Алеша знал, что именно там с 9 ноября целую неделю билась Одиннадцатая.

Перед рассветом под проливным дождем, поднимая разбегающиеся по асфальту волны, из тыла примчался в мокрой коже, как в латах, мотоциклист.

Привезенный приказ исходил от командующего тем сектором, который в настоящий момент представлял реальную угрозу Мадриду. Расписавшись в конторской книге, предъявленной мотоциклистом («Заводится понемногу порядок, заводится»,— одобрительно отозвался на это нововведение Лукач), Белов сорвал с пакета сургучную печать, вскрыл его и, развернув бумагу, протянул ее командиру бригады.

— Пойдите-ка сюда, Алеша. Здесь по-французски.

Алеша начал переводить с заголовка, напечатанного в верхнем углу:

— «Командир интернациональных бригад и командующий Западным сектором обороны Мадрида генерал Эмиль Клебер...»

— Постойте, постойте. Вы что-то, друг мой, путаете. Он командир одной Одиннадцатой...

— Никак нет. Тут все именно так написано. Приказ генерала Клебера гласил, что сим же утром, не позже десяти по местному времени, Двенадцатая бригада сменяет Одиннадцатую на ее ретроспективных позициях и удерживает их любой ценой. Батальон Андре Марти занимает на левом фланге все этажи Медицинского факультета в Университетском городке, где до сего дня героически держался батальон «Парижская коммуна». Батальон Тельмана принимает от батальона Эдгара Андре прочно удерживаемые им линии в Паласете, представляющие центр боевых порядков, а батальон Гарибальди сменяет батальон Домбровского на правом фланге вдоль берега реки Мансанарес и вплоть до границы Западного парка.

В течение всего перевода Белов виртуозно отточенным синим карандашом отмечал на своей карте произносимые Алешей на французский лад испанские названия. Однако едва он закончил, Лукач взорвался:

— Да он что, в самом-то деле? Кто и когда производил смену на открытых позициях днем? Ну разве фашисты позволят его бригаде безнаказанно отойти, а нам cпокойно занять ее место? Это еще можно себе представить на левом фланге, где за широким и высоким зданием, в котором засел Дюмон, неприятелю не видны подходы из нашего тыла, но тельмановцам в небольших домиках и садиках Паласете придется в сто раз труднее, а уж Гарибальди — там все как на ладони! Неприятель воспользуется этим и атакует отходящих. Короче, вот что: я сейчас же напишу Клеберу. Попрошу дать нам отсрочку всего на полсуток, и мы организованно, без потерь проведем все это дело ночью.— Он посмотрел на часы.— В шесть сюда должен явиться наш «моториста». Алеша смотает на нем к Клеберу, вручит ему мои соображения и дождется ответа.