Матэ Залка - Добердо

Судьба венгерского писателя Матэ Залки трагична и прекрасна. Она трагична потому, что он любил детей, зеленые луга, человеческое счастье, а должен был писать о крови, о битвах, о войне. Она трагична потому, что он осознал себя и стал настоящим писателем в стране, ласково его принявшей и духовно ему близкой, но все же не родной: он не слышал вокруг себя тех слов, которые вынашивал, а это для писателя большое испытание. Она трагична и потому, что он погиб до того, как написал самое важное — книгу, о которой мечтал.

Судьба Матэ Залки прекрасна потому, что писатель и человек в ней слиты, потому, что она — путь смелого художника и достойного сына нашего грозного века.

Есть писатели большого размаха, большого стиля, большого мастерства. Матэ Залка — писатель большого сердца. Он знал, что мало отрицать войну, нужно ее ненавидеть, и вот всю свою жизнь он провоевал. Юношей он воевал в армии Австро-Венгерской империи. Поняв ложь войны, он отбросил винтовку и вскоре снова взял ее в руки: в рядах Красной Армии он воевал за мир и за братство. Он успел написать роман «Добердо», честную и хорошую книгу о горе обманутых, о смерти простых людей, о восстании совести. Как и в небольших новеллах Матэ Залки, в «Добердо» нет ни громких деклараций, ни опрощения человека, ни попыток (столь частых в наше время) изобразить многоцветный, яркий мир двумя красками — черной и белой. Матэ Залка в своих книгах не кривил душой, он был отважным гражданином, он доблестно сражался с врагами, — именно поэтому, описывая людей враждебного ему лагеря, он сохранял спокойствие и зоркость художника; не доказывал, а показывал, зная, что читатель сам доскажет то, о чем неуместно говорить автору.

В романе «Добердо» нет конца, вернее — Матэ Залка закончил эту книгу не так, как он ее писал: конец романа напоминает статью. Это не случайно: он уже видел другой конец — подвиг человека, который, ненавидя войну, идет в бой, уезжает в далекую Испанию и умирает там, потому что того требует совесть.

Книги многих писателей можно читать и перечитывать, не интересуясь биографией автора, не помня, в каком году он родился, когда стал знаменитым, когда скончался. Нельзя отделить книги Мата Залки от жизненного пути этого замечательного человека, нельзя отделить роман «Добердо», картины боев с итальянцами у Монте-Клары от судьбы писателя. Через несколько недель после того, как был закончен роман «Добердо», Матэ Залка отправился добровольцем в Испанию и под именем Лукача стал командиром Двенадцатой интернациональной бригады; он участвовал в боях у Харамы, защищал Мадрид, гнал итальянских фашистов в Гвадалахарской битве и погиб от вражеского снаряда в июне 1937 года.

Профессия писателя отлична от профессии кадрового военного, но, думается, писательский талант Матэ Залки, его глубокое знание самых сокровенных человеческих чувств помогли генералу Лукачу стать любимым командиром, сплотить разноязычных бойцов Двенадцатой бригады и сделать их бесстрашными. Под его командованием сражались разные люди: польские горняки, итальянские каменщики, венгры, рабочие красных предместий Парижа, виленские евреи, бельгийские студенты, ветераны первой мировой войны и подростки, выпрыгнувшие из ребяческих снов на жесткие камни Кастильской сьерры.

Между двумя боями в испанской деревне Фуэнтос Матэ Залка думал о новой, ненаписанной книге. Он сказал мне тогда (эти слова были мною, к счастью, записаны): «Если меня не убьют, напишу лет через пять… „Добердо“ — это все еще доказательства. А теперь и доказывать не к чему — каждый камень доказывает. Надо только суметь показать человека, какой он на войне. И не сорвать голоса… Я не люблю крика…»

Веселый, общительный человек, революционер и солдат, он любил тишину, умел ее слушать, умел понимать невысказанные чувствования людей.

Он погиб в знойный летний день среди каменной пустыни Арагона, где нет ни дерева, ни былинки. Деревня Игриес, возле которой скончался генерал Лукач, напоминает раскаленный аул. Вдалеке среди рыжего марева виднеется угрюмый город Уэска. В Испании Матэ Залка часто вспоминал свою родину, ласково говорил: «Венгрия — зеленая…» Он умер далеко от родной пусты. Его проводили в последний путь сотни тысяч испанцев. Они никогда не читали книг Матэ Залки, но они преклонили свои головы перед подвигом, перед большим сердцем.

В сборник избранных произведений Матэ Залки кроме «Добердо» входят его рассказы. Читатель, однако, знает, что Матэ Залка, помимо своих книг, оставил нечто ненаписанное: память о генерале Лукаче, который погиб за свободу чужого народа.

Матэ Залка не дожил до освобождения Венгрии. Теперь его имя хорошо известно венгерцам, его книги издаются и переиздаются. Настанет день, когда прах Матэ Залки перевезут на родину, и с гордостью будут взирать юноши Венгрии на могилу их доблестного соотечественника. [1] 11 апреля 1979 года прах Матэ Залки — генерала Лукача был перевезен на родину и торжественно захоронен в Пантеоне рабочего движения (г. Будапешт).

Много лет Матэ Залка прожил в нашей стране. Он сражался вместе с русскими людьми, знал хорошо наш язык, любил и понимал нас. Да, он родился в Венгрии и умер в Испании, но чужестранец он для советского читателя: он выбрал нашу страну, защищал ее с оружием в руках, по-русски говорил он со своей дочерью, наша страна была воистину ему второй родиной. С гордостью мы думаем об этом, перечитывая «Добердо» и вспоминая генерала Лукача. Для нашего века, трудного и взыскательного, Матэ Залка остается примером художника, который не изменил народу ради искусства и который не изменил искусству ради легкого успеха, громких фраз и готовых формул. Матэ Залка умел громко жить и тихо говорить, это большой и очень редкий дар.

Илья Эренбург

Я возвращался в действующую армию. Надвигался уже третий год войны. Длинный смешанный поезд из двадцати шести теплушек и двух потрепанных классных вагонов вез меня на фронт.

Весна одела зеленью всходов венгерские равнины.

Когда у Чактория наш поезд, оставив венгерскую землю, повернул к Нольстрау, сердце сжалось, и я почувствовал странное беспокойство. Это было новое ощущение. В первый день войны я ехал на сербский фронт, исполненный строгой решимости и наивного возмущения. Прошлой весной в Карпатах я защищал от вторгшихся русских войск выходы к венгерским равнинам. На Волыни я испытывал спокойствие победителя — ведь мы находились на завоеванной земле. И вот снова на фронт, теперь на итальянский фронт, на мрачное Добердо.

Грустная ассоциация: по этой дороге я уже ехал однажды, ехал с друзьями в Италию. Когда это было? Да всего три года назад. И все же как это было давно! Да, тогда был мир, а теперь…