Эдуард Борнхёэ - Мститель

Глаза Агнес сомкнулись, и забытье — на этот раз благодетельное, подкрепляющее силы — снова овладело ею. Гавриил устроил ей из одежды мягкое изголовье и укрыл ее своим кафтаном. Потом он обратился К ЛЮДЯМ:

— Хотите почти без труда заработать много денег?

— А почему бы нам не хотеть денег? — протянул Андрее. — Но кто ты, в конце концов, такой, что вдруг предлагаешь нам деньги? Сперва назвался рыбаком, потом из-под кафтана появился воин, а теперь ты вдруг стал богачом.

— Это все равно, кто я такой. Я прошу не за себя. Главное — спасти это несчастное дитя. Ее отец очень богат и может с лихвой отплатить вам за доброе дело. Хотите получить задаток? Возьмите все, что у меня есть с собой.

Гавриил сунул руку за пазуху, вынул мешочек, высыпал из него на ладонь много золотых монет и роздал их людям: те не заставили себя долго упрашивать.

— А теперь отвечайте на мои вопросы. Действительно ли Иво Шенкенберг, сын таллинского чеканщика ваш начальник?

— Конечно, — с гордостью ответил Андрее.

— Где его лагерь?

— На берегу реки, примерно милях в двух отсюда, вниз по течению.

Гавриил с трудом мог скрыть свое волнение: ведь это была та местность, где он родился и провел свои детские годы.

— Сколько там людей?

— Около четырехсот.

— Кто они?

— Да откуда ты взялся, что не знаешь людей Иво Шенкенберга?

— Мы издалека, с юга. Я несколько лет не видал своего названого брата Иво и никак не мог предположить, что он стал военачальником. Как это произошло?

— Это всякий ребенок знает. В Таллине собралось много голодных крестьян, оставшихся без крова. Городские власти не захотели их даром кормить, выдали им оружие, поставили над ними начальником Иво Шенкенберга и послали воевать с русскими. Сейчас отряд Шенкенберга прославился на весь мир и русские боятся его больше, чем чертей. Недавно мы разграбили и сожгли половину Вирумаа и Ярвамаа; те, что были там, у русских, добром нас не вспомнят.

— Значит, вы, эстонцы, сражались против эстонцев?

— Кто во время войны об этом думает? Мы брали всюду, где могли, и по эту сторону границы, на берегу Ягала, накопилась такая груда добычи, что не хватило телег для обоза. Начальник и послал нас вчера поискать в округе лошадей. Мы вот нашли десятка полтора и сейчас едем с ними обратно в лагерь.

— Хорошо, тогда возьмите нас с собой и помогите нести мою раненую спутницу.

Андрее почесал в затылке и произнес, растягивая слова:

— Это легко сказать, но кто ответит за убитого немца? У Иво Шенкенберга нрав крутой и вспыльчивый.

— Я отвечаю за все, — быстро заявил Гавриил. — Немец понес заслуженное наказание. Иво мой названый брат, знает он также и мою спутницу; поверьте мне, он встретит ее с большими почестями.

Андрее, правда, недоверчиво покачал головой, но горсть золота, а также серьезность и смелость Гавриила произвели на него такое впечатление, что он больше не противоречил. С помощью людей Гавриил сделал из веток носилки и положил на них Агнес, которая уже очнулась и, видя Гавриила подле себя, спокойно доверилась окружающим. Затем Гавриил попросил спутников, чтобы те по очереди помогли нести раненую; остальные вскочили на лошадей, и шествие двинулось к крестьянскому лагерю.

Лагерь Шенкенберга находился на западном берегу реки Ягала, в том месте, где сходятся дороги, идущие из Вирумаа и Ярвамаа, — ныне Нарвское и Пийбеское шоссе. Общий вид лагеря поражал своей пестротой. Среди палаток самого различного вида и цвета с шумом сновало множество людей, внешне более походивших на разбойников, чем на настоящих воинов. У некоторых сохранилась еще прежняя одежда эстонских крестьян, другие были одеты в шведскую и русскую военную форму, третьи — в тряпье, награбленное у людей разных национальностей и сословий. За несколько месяцев это «стадо голодных мужиков», ранее бывшее тяжелой обузой для таллинских немцев, образовало сильный военный отряд, который под умелым водительством немца Иво Шенкенберга совершал настоящие чудеса: он разбил отдельные группы русских, вторгся далеко в глубь Вирумаа, разгромил и сжег бесчисленное количество мыз и деревень. Кучи всякого добра, стада скота и огромное количество пленных свидетельствовали о том, что и на этот раз обитатели лагеря не с пустыми руками вернулись из похода на своих же сородичей, находившихся под властью русских. Воинам Шенкенберга грабеж; нельзя ставить в упрек: они были не лучше и не хуже других военных отрядов, ибо в те времена война сама должна была кормить войско, доставлять ему богатство и прочие блага жизни; обязанность воина сводилась к тому, чтобы нанести наибольший ущерб противнику. Иногда под видом неприятеля большой ущерб терпели свои же соплеменники, но на это в шестнадцатом веке еще меньше обращали внимание, чем в наше время.

Если вначале крестьяне роптали, что начальником над ними назначен сын немецкого бюргера, то теперь они были этим военачальником вполне довольны. Иво Шенкенберг был храбрый и опытный воин, хитрый и лукавый, безобразный лицом, но сильный, как медведь; со своими он был, смотря по обстоятельствам, милостив или суров, а для врагов — настоящий дьявол. Русские боялись его больше, чем иного шведского генерала. Его называли «Ганнибалом Эстонии», ибо он бесстрашно вторгался со своим маленьким отрядом в неприятельские земли, подобно тому, как в древности великий карфагенянин Ганнибал вторгся в могущественное Римское государство. Вдобавок Иво Шенкенберг еще и тем походил на Ганнибала, что был слеп на один глаз.

Шатер Иво Шенкенберга, некогда бывший собственностью русского князя, блистал неописуемой роскошью; снаружи он был расшит золотом, серебром и жемчугами, внутри землю устилали дорогие меха, стены покрывали красивые пестрые ткани. Шатер был разделен толстым занавесом на две половины. Когда Андрее с низким поклоном вошел в шатер, в первом его отделении за столом, уставленным напитками, сидел Иво со своим братом Христофом и тремя красивыми девушками: Иво был большим поклонником прекрасного пола и только в женском обществе по-настоящему чувствовал вкус к еде и питью.

— Ну что, нашли лошадей? — обратился Иво к Андресу.

— Привели пятнадцать коней, — ответил тот, вытянувшись.

— Откуда?

— С реки Ханн.

— Плату требовали?

— Что говорить о плате, если можно даром получить! — с усмешкой заявил Андрее.

— Андрее! — сказал Иво, нахмурясь. — Помни, что мы теперь опять у себя на родине и грабеж здесь воспрещен.

— Да мы и не грабили. Брали, где могли. Не наша вина, если никто не требовал платы.

— Ладно. На, выпей!

Андрее залпом осушил поданный ему кубок, поблагодарил и потом, потупившись, произнес: