Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)

Кроме нас там сидело еще много пар, — сотрудникам дозволялось провести на территорию Университета супругу, или — невесту по пятницам и устроить им "частный ужин" "за счет заведения". Конечно, — столовая — не ресторан в Кельне с Гамбургом, но "для поднятия духа" и этого было достаточно.

Немецкая народная музыка, жаренные колбаски (иль, ежели по заказу мамина "курочка"), девушки, разносящие пиво, и в то же время — ласковый полумрак привлекали людей и давали хоть какую-то возможность расслабиться.

Маргит в тот день сидела, спиной прижавшись ко мне, а я капельку обнимал ее и тайком целовал, то — ушко, то — локоны на виске. Я целиком был занят суженой, а она смотрела на прочие пары за столиками.

Потом она вдруг спросила:

— Скажи, а ты… кого-нибудь любил до меня?

— Ну… Да. Конечно. Я — влюбчивый. Только мне — не везло.

Маргит поуютнее устроилась предо мной, двинув ближе свой табурет, и просила:

— Расскажи мне, пожалуйста!

— Первой у меня была — Матушка. Увы, она — мне никогда не отвечала взаимностью, да и не могла отвечать…

Второй — литовская девочка, — мать моей Катинки. Я ужасно любил ее, но потом… Однажды мне доказали, что она мне — не ровня. Ну, то есть — не доказали, а я сам долго боялся признать сам себе, что мне с нею — не о чем разговаривать.

Третьей была моя родная сестра. Ее я люблю по сей день. У нее, правда, есть один недостаток — она слишком хорошо понимает меня и мы от того раздражаемся. Никто не умеет так быстро вывести меня из себя, как… сия стерва. Я часто думал с нее пылинки сдувать, а потом — убить ее и все тут…

Четвертой… Во Франции я встретил женщину, с коей я мог бы наделать детей и — встретить старость… Мы даже — преодолели бы то, что наши семьи враждуют между собой. Но…

Она любила другого. Она по сей день его Любит… А я — чересчур Ревнив для нее.

Маргит долго думала над сей фразой, а потом с изумленьем спросила меня:

— Неужто может быть человек, у коего ты не сумел бы отбить твою женщину?! Это не похоже на тебя — Бенкендорф!

— Понимаешь ли… Тот человек давно Умер.

Он — погиб, как Герой.

Я могу соблазнить женщину, положить ее со мною в постель, но в ее голове она будет спать не со мной, но — тем, кого нет среди нас. Иль, верней есть, но…

В нашем с нею союзе я не смог бы быть — третьим. Видишь ли… Она его Ждет.

Это нечто — Мистическое, — она видела его труп, она хоронила его и в то же время — она все равно его Ждет. Это — как половинки одного "Я", кто бы ни был другой, он все равно не заменит того — Первого!

Маргит обернулась ко мне, посмотрела мне прямо в глаза и сказала тихо и веско:

— Я Тебя буду Ждать. Я знаю, — Ты уйдешь на Войну и с тобой там может быть всякое. Так вот знай — Я Тебя буду Ждать.

И еще, — Я Хочу Родить от Тебя. Если Ты не Против — Наследника. Иль Наследницу.

Я не напрашиваюсь за тебя замуж, я просто Хочу, чтоб Дети Твои не были потом — кем-то обижены.

Я поцеловал тогда Маргит и обещал ей:

— В день, когда тебе исполнится семнадцать лет и по законам Ганновера ты станешь взрослой, я попрошу у родителей твоих — Благословения. Кстати, когда у тебя День Рождения?

Жена моя рассмеялась, стала похожа на "лисичку фон Шеллинг" и прохихикала:

— Пусть это будет сюрприз для тебя! А вообще-то — зимой!

Мы еще раз обнялись и поцеловались.

Потом Маргит, зализывая прокушенную губу, вдруг сказала:

— Не понимаю — как люди могут так целоваться и — не любить друг друга при этом!

Я сначала обиделся:

— Зачем ты так?

— Да я не про тебя! Наш сосед — вон тот, справа, давно уже лобызается со своей пассией, а — нисколько ее не любит!

— Почему ты так думаешь?

— А у них — глаза не горят!

Я с интересом уставился на парочку за соседним столом. Затем я извинился пред моей суженой и пошел искать Петера.

Вечером, когда танцы закончились, я стоял у крыльца и со мной была Маргит, Петер, Андрис и егеря…

Когда появились наши соседи, я поманил "Ученого" пальцем и, чуть усмехнувшись, сказал:

— Ну что, — пошли с нами?

Он побледнел, а я во все глаза смотрел на его мерзкую шлюшку. Поверите ли, — на ее лице не дрогнул и мускул!

Я оглянулся на Андриса, коий тоже внимательно следил за лицом нашей "крестницы". На мой взгляд он ответил утвердительным кивком головы и я, оторвавшись от Маргит, показал егерям и на девицу:

— Ее — тоже! — у преступницы подкосились колени, а я уже приказывал Петеру: — Родственников ее и его немедленно задержать. Взять всех знакомых, соседей, разносчиков и молочников… Всех! Когда эти признаются, невиновных отпустим. Я — сам извинюсь. А пока — всех!

Маргит в эту минуту вцепилась в меня с хриплым шепотом:

— Почему ты уверен, что они — признаются?! В чем они пред тобою признаются??!

Петер с насмешкою крякнул и ответил вместо меня:

— А у нас, девочка, не бывает так, чтобы не признавались! В чем-нибудь да — признаются! Редко кто вдруг молчит, когда его хозяйство закручивают в тиски, иль в зад ввести раскаленный шпицрутен. А вы что, — об этом не ведали?

Я внимательно смотрел на мою Маргит. Будущая жена должна знать, — что делает ее суженый. Сие — важно. Чтоб потом не было разбитых иллюзий с истериками…

А во-вторых… Я любил будущую жену. А в Любви люди слепы. Этим всегда ловко пользуется вражеская разведка. Я сам так — часто делаю. Доложу по секрету, — в ту минуту Маргит сама была ближе к тискам да раскаленному шпицрутену в зад, чем сии пленники. В делах контрразведки не бывает случайностей и наши жены проверяются всеми способами…

Петер, будто бы ласково, но самом-то деле — очень профессионально подхватил Маргит под "локотки", а Андрис многозначительно облизнулся на ее "юные прелести". (Ежели вы не знали того, — женщин перед допросом обычно насилуют. Так их легче "сломать" — сие аксиома допросов Иезуитского Ордена.)

Вы спросите — почему? Потому что — все знали, что я хочу жениться на Маргит. Вы — станете проверять невесту своего непосредственного начальника?! Стало быть, — в отличие от других — эта девочка "осталась без одеяла"… А на каких основаниях?!

Работа уборщицы, да — посудомойкой может быть синекурой для опытного разведчика. Вы не поверите, — сколько интересного с поучительным можно выудить из мусорного бачка! А сколько забавного говорится на кухне, когда там "по-тихому" поглощают добавку ученые… Они ж — как дети, заработаются и бегут не вовремя на обед. А потом сидят, кушают и, давясь горячей едой, обсуждают новые результаты. А рядом стоит милая девочка моет себе потихоньку посуду…

Да, — она — девочка. Шестнадцати лет. В таком возрасте — обычно не бывают опытными разведчиками. Впрочем…

Моя матушка в те же — шестнадцать стала уже "аудитором" в своем Пансионе и "надзирала" — как единственная протестантка за немецкими католичками. А еще — в шестнадцать матушка стала доцентом по химии. Так что — возраст обманчив…