Евгений Богданов - Поморы (роман в трех книгах)

Перекусив и высыпав ягоды на холстину, она решила сходить к озеру еще раз. По пути заглянула на ферму справиться, увезли ли молоко после утренней дойки.

Но второй раз быстро набрать корзинку не удалось: пока Фекла ходила домой, ягодницы порядком обобрали кусты. И когда корзинка снова наполнилась, солнце уже коснулось края земли.

Ветер поутих, стало спокойно и тепло. Фекла огляделась вокруг и поразилась глубине неба и шири горизонта, который полукружьем охватывал тундровую даль. Над озером летела гагара, она то опускалась на воду, то поднималась, и Фекла видела, что крылья гагары снизу подбиты золотистым пухом, который искрится и будто просвечивает насквозь от лучей солнца.

Спокойная заря отражалась в воде, и казалось, было две совершенно одинаковые зари, разделенные полоской дальнего кустарника. У берегов озера покачивался камыш, на мелководье вода рябила, и сквозь нее был виден мелкий песок. Фекла села у самой воды, сняла платок, поправила волосы и долго сидела неподвижно, словно и сама стала частицей этой удивительной неброской природы. Она думала о том, что редко выходит в тундру, все у нее работа да домашние дела, а полюбоваться всем тем, что вокруг, и отдохнуть некогда. Ведь в общении с природой человек обретает состояние покоя, равновесия и душевной чистоты, очищается от всего наносного, суетного и мелочного.

Фекла тихонько вздохнула и поднялась с кочки. На пути домой она свернула чуть влево, к другому озеру — Тихому, что было неподалеку. В детстве она любила ходить к нему с девчонками. Очень уж заманчиво поблескивало оно в просветы между березками. Вода в нем прозрачная, чистая-чистая. Пить ее из пригоршни сущее удовольствие — и не хочешь да напьешься… И вот теперь ей захотелось поглядеть, как в озере Тихом колышется на заре розовая вода, как шуршат у берегов зеленовато-желтые камышинки, как с поверхности воды взлетают чайки, кружат над озером и тоскливо кричат: Кили-и… кили-и!

Фекла пробралась через кусты и, придерживаясь за корявую сучковатую березку, зачерпнула воды рукой и глотнула ее, ощутив холод во рту. Озеро лежало перед ней в зеленом березовом ожерелье. Внизу, в камышах, стал наслаиваться легкий туман.

Просветленная вышла Фекла на тропку, что вела к дому, и тут увидела между деревцами рыболова. С длинной удочкой он зашел по мелководью в резиновых броднях далеко в озеро. На голове у него была соломенная шляпа.

Шляп в Унде не носили, и Фекла решила, что это, наверное, какой-нибудь командированный. Но когда рыболов повернул голову, она узнала Суховерхова.

Фекла слышала, что после окончания учебного года Суховерхов собирался съездить на родину в Липецкую область. Значит, он уже вернулся.

Она спустилась к воде и окликнула:

— Леонид Иванович!

Он быстро обернулся и, узнав ее, вышел на берег. В одной руке Суховерхов держал удочку, в другой нес прозрачную полиэтиленовую сумку, в которой виднелось несколько рыбешек средних размеров.

— Ловится рыба? — спросила Фекла.

Суховерхов поздоровался и повыше поднял сумку.

— Вот, окуни. Тут, кроме них, другой рыбы, видимо, нет. Да и окуни держатся в глубине, на дне ямы. Если бы не такие сапоги, не поймать бы ни хвоста.

— А вы не свалитесь в яму?

— Я осторожно. Дно удилищем щупаю…

Суховерхов бережно опустил сумку на траву, рядом положил удочку и, подвернув голенища сапог, пригласил Феклу сесть на старый обрубок дерева возле кострища.

Трава уже покрывалась росой, и Суховерхов, наломав веток, сел на них.

— Какие крупные ягоды, — сказал он, заглянув в корзинку Феклы.

— Ешьте, не стесняйтесь.

Суховерхов осторожно взял сверху немного ягод.

— Вкусные! — зажмурился он. — Сладкие и холодные.

— Ешьте вволю. У меня дома еще есть. Я уж здесь сегодня второй раз. Вы на родину ездили? — спросила Фекла.

— Ездил…

Суховерхов рассказал ей про свою поездку, про то, как, прибыв в родной город, с трудом нашел старых знакомых.

— Все там изменилось, — грустно заметил он.

— Родных у вас там не осталось?

— Никого. Посмотрел я, как там живут, и уехал.

— Вам бы на юг, на курорт! — сказала Фекла.

— Не люблю курортов. Там все искусственное.

— Как это?

— Ну, здания, парки, дорожки, газоны, пляжи — все сделано по плану, как бы по линеечке… В огромных зданиях напичкано людей, выходят они на обнесенные проволочными сетками пляжи и лежат там днями изнемогая от жары, духоты и тесноты… Нет, плохо на курортах. Тесно. И весь комфорт, хоть и современный, какой-то казенный, стандартный…

— Я никогда не была на курортах, — призналась Фекла.

— И не надо! — с живостью подхватил Леонид Иванович. — Здесь лучше всякого курорта. Одни озера чего стоят! Ширь, красота, раздолье! Дышится легко. — Он отодвинул от себя корзинку с ягодами. — Вдоволь наелся черники. Спасибо вам.

Фекла, заметив, что не только рот у него стал черным, но и подбородок и щеки измазаны соком, достала из кармана чистый платочек.

— У вас все лицо в ягодах. Утритесь.

— Правда? — Он послушно взял платок и стал вытирать губы. — Теперь как?

Вместо ответа она взяла у него платок, намочила его в озере и отжала. А затем влажным платочком осторожно провела по подбородку и щекам.

— Теперь ладно. Удить будете?

— Да нет. Пожалуй, хватит.

Суховерхов посмотрел на закат. Солнце стойло совсем низко над горизонтом. В летнюю пору оно здесь почти не заходило.

Фекла смотрела на Суховерхова выжидательно, и он поймал этот взгляд. Еще с того вечера, с именин, он почувствовал влечение к этой женщине и все к ней присматривался. Нравилась ему уверенность в ее взгляде, осанке, походке. Нравилось то, что она прекрасно знала себе цену и то, чего хочет от жизни. Фекла выглядела намного моложе своих лет, и во внешности, и во всем ее поведении чувствовалась сдержанная, зрелая сила.

Суховерхов молчал, сидя на влажных от росы ольховых ветках, и думал о ней. И Фекла думала о том, что вот этот скромный, немолодой уже мужчина мог бы стать ее спутником в оставшейся жизни. Он, пожалуй, ей нравился, хотя Фекла и не разобралась еще до конца в своих чувствах. Но не поздно ли в ее годы строить семью? Ведь в ее жизни уже наступает осень — с дождями, листопадом, с холодными туманными рассветами и печальными и темными вечерами.

Она прервала затянувшееся молчание:

— Идемте домой. Поздно. Уже и роса выпала.

Суховерхов поднялся и помог ей встать.

Фекла шла впереди и все время чувствовала на себе его взгляд. Он волновал, тревожил ее, однако она не оборачивалась.

Лишь когда они вошли в уснувшее село, Суховерхов поравнялся с Феклой и сказал:

— Сейчас бы сварить свежую уху! Но мой хозяин, конечно, спит.

— Ермолай-то? Спи-и-ит.

— Замечательная была бы уха! — мечтательно произнес Леонид Иванович.