Памела Сарджент - Повелитель Вселенной

— Прощу прощенья, но дальше ехать не надо, — перекрикивал ветер Наяха. — Это ради твоей же безопасности. Я знаю, как вы с отцом жаждете поскорей добраться до цели своего путешествия.

— Я еду, — ответила она, — потому что должна покоряться отцу. Это его желание — предложить меня хану; оно никогда не было моим.

— Тебе не следует говорить это, Хулан. Любая женщина сочтет за честь стать одной из его жен.

Она погнала лошадь. Они молча доехали до сосен. Наяха объехал рощу вокруг и остановился. Хулан спешилась и повела лошадь к соснам.

— Не заходи в рощу, — сказал он. — Мы должны быть на виду у моих людей.

Она привязала повод к изогнутому корню и села.

— Ничего не бойся, Наяха. Если бы мы были совершенно одни, ты бы, я уверена, не позволил себе ничего бесчестного по отношению ко мне. — Слов этих уже не вернуть ей. — Ты слишком любишь своего хана, чтобы сделать это. Ясно, что твое единственное желание — отделаться от меня как можно скорей. — Ей хотелось сделать ему больно, отстегать его своими словами. — Мужчине, который предлагает желанную пленницу своему хану, наверняка можно доверять.

Он побледнел. Он слез с лошади и сел в нескольких шагах от нее.

— У твоего племени будет мир, — сказал он, — когда Дайр Усун присягнет хану. Мы с моими людьми перестанем охотиться на вас. Еще вчера вечером ты говорила мне, как ты жаждешь мира.

— Да, й твой хан будет тебе благодарен за то, что ты защищаешь меня, и, может быть, даже наградит тебя за это.

Он поджал губы.

— Знать, что я выполнил свой долг, — это уже награда.

Хулан некоторое время молчала.

— Может быть, ты мне расскажешь немного о других его женах, — сказала она наконец.

Он повернулся к ней.

— Его главная жена — Бортэ-хатун, — сказал он. — Она до сих пор красива и мудра. Но ты, разумеется, знаешь о ней — ваши брали ее в плен. Никогда не напоминай хану об этом.

— Он уже отомстил, — сказала она. — Отцу пришлось пожалеть, что она вообще встала на пути мэркитов.

— Его жена Хадаган, как говорят, тоже умна, — продолжал он, — но она не красива. И все же он уважает и любит ее, потому что она помогла ему бежать от врагов, когда он был мальчиком. Он не забывает о таких делах — вот почему многие охотно служат ему. Есть еще две сестры-татарки, Есуй-хатун и Есуген-хатун, которых он взял после войны с татарами. Он очень любит их обеих, и поэтому они обе почтены титулом «хатун».

— И я уверена, что они любят его, — сказала Хулан, — за то, что он защитил их от зверств своих войск.

— Он также взял в жены кэрэитку, племянницу их бывшего хана, но потом увидел сон, в котором ему велели отказаться от нее, и он подарил ее Джурчедэю, одному из своих самых храбрых генералов, наказав ему всегда почитать ее.

— И это, я полагаю, говорит о его великодушии.

— Когда он победил найманов прошлой весной, — продолжал рассказывать Наяха, — их хатун Гурбесу тоже стала его женой. Она приехала на поле битвы, чтобы посмотреть, как сражаются найманы — говорят, она храбра, как мужчина. А последнюю его жену зовут Тугай, она была женой Худу, сына Токтоха Беки. Хан взял Тугай себе, а сыну Угэдэю отдал Туракину, новую жену Худу.

— Посланец говорил моему отцу о потерях Токтоха.

— Есть и другие женщины, конечно, наложницы из рабынь и пленниц, чтобы позабавиться с ними ночь-другую и передать другим.

— Я затеряюсь среди них всех, — сказала Хулан.

Наяха покачал головой.

— Ты не затеряешься, Хулан. Ты будешь сиять и среди тысячи жен.

— Может быть, он увидит другой сон, и тот покажет ему отделаться от меня. Наверно…

— Хулан! — Руки его сжались в кулаки. — Я говорил, что никогда не пожалею о своей присяге ему, но теперь я жалею. Я… — Он встал. — Мы должны вернуться.

— Наяха…

— Давай поедем, Хулан, пока я не забылся.

Он вскочил в седло. Ей сдавило грудь, она едва дышала. Сев на лошадь, она поехала вслед.

Позже в тот же день Наяха выехал из лагеря с несколькими своими людьми поохотиться. К вечеру он не вернулся. Хулан подумала, что он, наверно, предпочел держаться подальше от нее, пока не доставит ее к хану в целости и сохранности. Выходит, он не хочет подвергаться искушению и нарушать свой долг.

Хулан не отходила далеко от юрты, покидая ее лишь для того, чтобы собрать немного топлива. Дайр Усун удовлетворялся тем, что посиживал у юрты со своими людьми и монголами, чиня сбрую и чистя оружие. Было уже слишком поздно ему передумывать и отдавать дочь Наяхе, если даже молодой человек дойдет до безрассудства и попросит ее руки. Все эти люди знали, что она предназначена в дар хану. Только тот мог решить, что делать с ней. Дайр подумал бы, что она сошла с ума, предпочтя сотника хану.

Ночью, когда в лагере стихло и Дайр Усун со своими людьми безмятежно спали, Хулан показалось, что Наяха разговаривает с кем-то снаружи. Наверно пройдет много времени, прежде чем они смогут поехать в, стан к хану.

На следующее утро один из людей Дайра оседлал лошадь и привел ее к Хулан. Она сказала ему, что будет поблизости от лагеря, и он наконец ушел и присоединился к другим воинам отца.

Она рысью объехала вокруг лагеря. Мужчины выезжали на разведку, другие гнали табун на пастбище. Оставшиеся в лагере упражнялись в стрельбе из луков. Она понаблюдала, как стрелы поднимались по дуге над равниной и втыкались в кусок дерева, служивший мишенью, а потом повернула к юртам. Отец был снаружи, прогуливался по краю лагеря. В одной из юрт чья-то рука откинула полог, в дверном проеме появился Наяха. Он выпрямился и увидел ее.

Она посмотрела на него, потом хлестнула лошадь. Животное скакнуло и помчалось от лагеря. Хулан едва слышала крик Наяхи за шумом ветра и стуком подков. Она привстала на стременах и наклонилась вперед, понукая лошадь, пока не увидела впереди деревья и не натянула поводья.

Лошадь замедлила ход и стала. Хулан соскочила с седла, побежала к соснам и там оглянулась. Наяха приближался, он даже не оседлал своего коня. Ее лошадь побежала навстречу, он подхватил ее под уздцы.

— Хулан! — кричал он. — Хулан!

Она вбежала в лесок и бросилась на землю.

— Хулан!

Его голос был слышен лучше. Зашелестела сосновая хвоя.

— Хулан!

— Я здесь, — тоже крикнула она и увидела его короткую широкоплечую фигуру между стволами. Он остановился, а его саадак продолжал раскачиваться на поясе. Он стоял в двух шагах от нее в пятне света, шапка бросала тень на глаза.

— Я поклялся защищать тебя, — сказал он хриплым голосом. — Тебе же говорили, чтобы ты не ездила одна.

Она села и размотала лицо.

— Хулан, — прошептал он, снял с пояса саадак и колчан и потом стал рядом с ней на колени.

— Хулан.

Его рука скользнула ей на затылок под косы, и губы его нашли ее губы. Она потерлась ртом о его рот и удивилась, как это приятно. Дикая радость охватила ее, весь мир сосредоточился в этом леске. Она обняла его, а его рука зашевелилась меж ее ног.