Памела Сарджент - Повелитель Вселенной

— Мы скорбим о твоем отце, молодой нойон, — сказал Таргутай ее сыну.

Тодгон кивнул.

— Проклятые татары ранили нас глубоко, отравив багатура.

Тэмуджин холодно наблюдал за ними. Оэлун подняла голову. Два брата-тайчиута говорили от имени остальных, это тревожило ее.

— Татары пожалеют о том, что сделали, — тихо сказал Тэмуджин. — Скоро у вас будет случай отомстить за моего отца.

Тодгон приподнялся на подушке.

— Мы жаждем этого, но без вождя будет трудно.

— Теперь у вас есть вождь, — сказал Тэмуджин. — Отец часто прислушивался к словам моей матери. Она будет руководить, пока я не вырасту, и я буду получать такие же мудрые советы, как и отец…

— Прости меня, нойон Тэмуджин, — перебил его Таргутай, — но женщина и мальчик не могут командовать нами в сражении.

— Командовать своими людьми может мой дядя Даритай, — возразил мальчик, — а вы можете командовать моими двоюродными братьями-тайчиутами. Я поеду с вами на войну и научусь у вас тому, чему бы учил меня отец.

Тодгон посмотрел на своих товарищей.

— Мы поступили бы неумно, если бы совершили набег на татар этой осенью. Мы привыкли к руководству твоего отца, а без него наши враги получат преимущество.

— Но у нас будет преимущество внезапности, — возразил Тэмуджин. — Враги не ожидают, что встретятся с войском так скоро после его смерти.

— Ты соберешь всех союзников для нападения? — спросил Тодгон.

— Это будет война, — ответил Тэмуджин, — а не простой набег.

Оэлун смотрела на своего сына с гордостью за его твердый и повелительный тон. Он напоминал ей его отца, но ее муж редко говорил с таким спокойствием и холодностью.

— Дух моего отца будет преследовать нас, — продолжал Тэмуджин, — если те, кто отнял у него жизнь, останутся ненаказанными.

— Они будут наказаны, Тэмуджин, — сказал Таргутай, — но, разумеется, было бы лучше отомстить, когда рана затянется.

Оэлун поняла, о чем думают оба тайчиута. Скорая победа воодушевила бы сторонников мужа, и они с большей охотой подчинялись бы ей. Но если они в этом году воевать не будут, их сомнения относительно нее возрастут. Таргутай и Тодгон имеют собственные честолюбивые мысли.

— Мои раны затягиваются, — сказала Оэлун, — но если мой муж останется неотомщенным, они откроются снова. Я не позволю его врагам думать, что они лишили нас мужества, даже если мне придется пойти на битву с его тугом.

— Послушайте вдову багатура, — сказал Чарха. — Мы, конечно, можем проявить мужество. И вы позволите этой женщине стыдить вас?

Оэлун посмотрела на него признательно.

— Уджин верит в нас больше, чем мы того заслуживаем! — выкрикнул Чарха. — Она предвидит победу, а мы говорим о поражении.

Со стороны входа донесся знакомый голос:

— Даритай-отчигин желает войти в жилище своей сестры Оэлун.

— Войди, — откликнулась она.

Брат ее мужа и еще несколько его людей прибыли вчера вечером, но отчигин еще с ней не поговорил.

Даритай вошел, поздоровался со всеми и приблизился к Оэлун.

— Я преисполнен горя, — сказал он. — Река, что когда-то текла во мне, пересохла. Ты должна была сразу послать за мной.

Тэмуджин встал, дядя обнял его.

— В тебе живет дух моего брата, — продолжал Даритай. — Я прибыл в стан вчера поздно вечером, но не хотел тебя будить, поскольку мне сказали, что ты сам только что вернулся.

Оэлун прищурилась. Она не спала с самых похорон. Она видела, как Тодгон и Таргутай выехали из куреня туда, где разбил свой стан Даритай.

Тэмуджин обратился к дяде:

— Я рад, что ты здесь. Твоя помощь понадобится, когда мы будем разрабатывать план похода, и я хочу, чтобы ты был рядом сегодня вечером, когда мы встретимся со многими товарищами отца.

— Раз отчигин здесь, — сказал Таргутай, — может, ты со своим сыном пожелаешь поговорить с ним, уджин?

— Оставьте нас, — махнув рукой, сказала Оэлун. — Пожалуйста, подумайте над тем, что было сказано.

Мужчины встали, попятились к выходу и вышли.

— Я уже помолвлен, дядя, — сообщил Тэмуджин.

— Мне говорили, — сказал Даритай, садясь рядом с племянником. — Мне жаль, что твое счастье омрачено таким горем. Мы должны позаботиться, чтобы ты не разлучался с девочкой надолго.

— Она обещала ждать, — заметил Тэмуджин. — Я вернусь за ней, когда займу место отца.

Голос его был твердым. Оэлун подумала: а понимает ли он, насколько туманно их будущее? Он еще ребенок и по-ребячьи верит тем, кто его окружает.

— Тэмуджин, — сказала Оэлун, — мне нужно многое сказать твоему дяде. Скажи Хокахчин, чтобы она подогрела баранину для отчигина.

Мальчик встал, поклонился Даритаю и ушел.

— Беда с этой помолвкой, — заметил Даритай. — Надеюсь, что он еще не дорос до привязанности к девочке. Поскольку брат умер, ее отец перестанет считать себя обязанным придерживаться обещания.

— Тэмуджин мало говорил мне о ней, но он настаивает на своей будущей женитьбе.

Даритай пожал плечами.

— В детстве все кажется простым и чистым.

— Детство моего сына кончилось.

Оэлун встала, сняла кувшин и рог со стены и подала Даритаю, а потом села у люльки с Тэмулун.

— Не могу поверить, что он умер, — сказал Даритай, побрызгал пальцами кобылье молоко, шепотом произнес благословение и выпил. — Как бы далеко ни находился мой стан, как бы мы ни расходились, как бы много времени ни проходило между нашими встречами, я всегда ощущал его присутствие.

Он вздохнул и склонил голову.

Тэмулун захныкала, Оэлун стала качать люльку.

— Мой племянник говорил о походе, — сказал отчигин, глотнув кумыса. — Ты, наверно, понимаешь, что теперь мы не можем воевать.

Она ожидала, что он скажет это, хотя и надеялась на обратное.

— Вас поведет дух моего мужа.

— Мы знаем, как он сражался, как распоряжался в бою, но мы не привыкли ходить в бой без него. Преимуществ у нас нет. Мы сможем одержать решающую победу позже.

Это слова Тодгона и Таргутая — значит, он уже пришел с ними к согласию. Даритай предпочел вступить в заговор с тайчиутами теперь же и надеялся на большее в будущем.

— Ты ошибаешься, — сказала Оэлун. — Если татары заподозрят, что мы ослабли, они нападут. Ты хочешь, чтобы война велась на наших пастбищах?

— Иногда необходимо отступать, Оэлун. Хоть ты и мудрец, но все же женщина и не разбираешься в войне. Брат мой часто использовал отступление, чтобы обмануть противника и дать возможность другому крылу зайти с фланга.

— И как, по-твоему, нам быть? — спросила Оэлун.

— Мы можем откочевать на запад. Если татары нападут, мы будем готовы встретить их, но я подозреваю, что они сочтут наше передвижение за признак неуверенности. Пусть так и думают. Наши разведчики могут следить за их передвижениями, а татары, возможно, решат, что нет необходимости задействовать людей в дозорах, и у нас будет возможность собраться с силами прежде, чем мы встретимся снова. Пусть они лелеют мысль, что одержали победу над нами, когда убили брата.