Памела Сарджент - Повелитель Вселенной

— Мне надо ехать к жене, разумеется. Другие хонхотаты предпочли перекочевать на наши старые пастбища, и Таргутай согласился бы, чтобы мы уехали, если бы знал, что мы остаемся союзниками.

Оэлун взглянула на него.

— Ты бы дал клятву верности брату убийцы твоего отца?

— Тодгон будет наказан за это, но в свое время. Я не смогу служить тебе или моему собственному народу, если я сделаю свою жену вдовой. Я найду способ нанести удар Тодгону Гэртэ позже.

Так практичен был Мунлик. Оэлун выпустила его руку и встала, опершись на палку.

— Я всегда буду помнить, — сказала она, — что твой отец отдал за нас жизнь.

Она пошла к тальнику. Мунлик вдруг догнал ее.

— Я так и не сказал того, что хотел сказать, — прошептал он. — Выходи за меня замуж, Оэлун, Я всегда восхищался тобою. Подожди здесь, я вернусь, позаботившись о безопасности своей жены. Ты можешь жить в моем племени, если я возьму тебя в жены.

Успокоительно звучали его слова. Тайчиуты вздохнут свободно, узнав, что Мунлик не будет мстить за отца. Они будут довольны, если увидят, что ее низвели до положения второй жены старого приверженца ее мужа, а Тэмуджин не скроется среди хонхотатов, если не принесет им клятву верности.

— Нет, Мунлик, — сказала она. — Может, я и буду довольна тобой, но так скоро забыть о муже я не смогу.

Он обнял ее.

— Он не захотел бы, чтобы ты боролась в одиночестве, живя так вот.

— А когда наша жизнь была легкой?

— Когда я вернусь за тобой, может быть…

— Я не передумаю.

Она чувствовала его теплое дыхание на лице. Она вспомнила, как обнимал ее Есугэй, как его сильные руки становились ласковыми. Руки Мунлика соскользнули ей на талию. Она могла бы представить себе, что это руки мужа, и забыть о своем долге перед его наследником.

— Я люблю тебя, — сказал Мунлик, — и всегда любил.

«Но недостаточно», — подумала она и выскользнула из его объятий.

— Я вернусь, — добавил он.

Ей придется покинуть это место до его возвращения и найти убежище возле гор на западе, где они спрячутся от врагов. Если вожди тайчиутов решат, что они погибли, то они будут в безопасности.

— Ты так и не сказал мне, — проговорила она, — что ты разведал.

— Татары кочуют, как обычно. Нам не нужно беспокоиться до осени, — сказал он, склонив голову. — Я должен пойти на могилу отца.

— Тэмуджин проводит тебя.

— Я поохочусь для вас до отъезда. Хасар может пойти со мной — он всегда хорошо стрелял. Я вернусь как можно скорей.

Он пошел за конем и повел его к тому месту, где ловили рыбу Тэмуджин с Бектером. Оэлун уставилась в землю, разгребла листья и стала выкапывать корень.

Бортэ попрощалась с девочками-олхонутками и поехала вдоль вереницы повозок. Пятьдесят олхонутов прибыли в стан ее отца. Вечером все будут пиршествовать, а потом свернут юрты и двинутся к югу, чтобы присоединиться к другим родам для осенней облавной охоты.

Она поспешила к юрте отца. Может быть, Тэмуджин вернется после охоты. Поскольку ее племя перекочевывало, она представила себе, как выглядывает из кибитки и видит, что в пути к ним присоединился Тэмуджин.

Ее родители еще не знали правды о неожиданном отъезде суженого. Она держала это в секрете, молясь о чуде — чтобы Тэмуджин, вернувшись домой, нашел своего отца целым и невредимым.

Она улыбнулась, почуяв дым костров и запах жареной баранины. Вдруг ей стало стыдно оттого, что она счастлива, не получив ни единой весточки от Тэмуджина. Разумеется, он вернется к зиме, она расскажет ему, как хранила секрет, а он скажет ей, что с его отцом все в порядке. Они будут смеяться вместе над пролитыми слезами.

К ней бросились собаки отца. Она скорчила им гримасу и вошла в юрту. Родители сидели на своей постели. Шотан положила голову на плечо мужа. Бортэ была удивлена, что Дай здесь, а не пьет и не разговаривает с другими мужчинами.

Дай посмотрел на дочь, лицо его было серьезным.

— Иди сюда, Бортэ, — сказал он. — У меня дурные вести.

Шотан встала, похлопала Бортэ по щеке и пошла к очагу. Бортэ села у ног отца.

— Что случилось? — спросила она.

— Мне передал их один олхонут, — ответил Дай. — Он недавно женился на дочери тайчиута-монгола. — Дай погладил свою бороденку. — Он сказал, что мой худа — отец твоего суженого — умер.

Слезы брызнули из глаз Бортэ и побежали по щекам. Ей не надо было изображать ни удивления, ни глубокого горя.

— Говорят, что его отравили татары по дороге домой, — продолжал Дай. — Я удивлен, что мы раньше об этом ничего не слышали, тем более что наши земли примыкают к татарским, но, наверно, они не захотели хвастаться этим грязным делом. Багатура похоронили весной.

Бортэ не могла вымолвить ни слова.

— Как же, видимо, рыдала его жена, — пробормотала Шотан. — Потерять мужа так рано. — Она вытерла глаза. — Какое горе для сирот — что теперь с ними стало?

Бортэ потянула отца за рукав.

— Тэмуджин, — сказала она. — Что с Тэмуджином? — Она вглядывалась в печальные карие глаза Дая. — Теперь его мать будет во главе племени, верно?

— Я понимаю, почему друг его отца приезжал сюда, — сказал Дай, — и почему он не сказал мне правды, а лишь отвез парня обратно, туда, где его ждала большая беда. Видимо, мать Тэмуджина настаивала на том, чтобы сохранить свое положение, даже после того, как мужчины отказались принести клятву верности ее сыну. Сподвижники багатура бросили его семью. Никто не знает, что сталось с ними.

Бортэ замерла. Этого не может быть.

— Они непременно живы, — настаивала она. — Тэмуджин легко не сдастся. Он говорил мне, что его мать — сильная женщина. Она тоже не откажется от борьбы.

— Даже храбрейшая женщина не справится с трудностями одна, не имея защитника, с малыми детьми на руках. Мужайся, дитя, — возможно, он уже соединился со своим отцом.

— Нет! — закричала она и прильнула к халату отца. — Кто-нибудь ему поможет. — Она вздохнула. — Мы можем помочь его семье. Ты мог бы привезти их сюда. Мы помолвлены — это твой долг.

— У меня один долг — перед своим народом, — сказал он, положив ей руки на плечи. — Послушай меня, Бортэ. Мы и за всю зиму не найдем их, тем более что У них есть враги, оставившие их на смерть. Не хочешь же ты, чтобы те, кто их бросил, приехали в наш стан и Убили их на наших глазах?

— Я не боюсь их!

Дай выпрямился.

— Будь умницей, дочка. Тэмуджину, может, и безопасней быть здесь, а не там, где он теперь, но я должен думать о нас самих, как бы ни было больно за семью Тэмуджина. Если он останется в живых, я буду рад, но тебе не следует питать большие надежды.

— Ты юна, — сказала Шотан, сидевшая у очага. — Девушка думает, что слезы ее не просохнут никогда, но это не так. Мне жаль, что Тэмуджин принужден был покинуть нас так скоро, но я благодарна духам, а то бы ты привязалась к нему сильней.