Памела Сарджент - Повелитель Вселенной

— Надо дать имя твоему сыну, — сказал Джамуха.

Взгляд его упал на Бортэ. Ей не нравилось, как он смотрел на нее. Словно она была всего лишь рабыней.

— Я уже придумал ему имя, — сообщил Тэмуджин. Над верхней губой у него появились тонкие усы, похожие на усы Джамухи. Лицо осунулось от усталости, глаза горели. — Имя его будет Джучи. — Он обхватил рукой плечи анды. — Мы выпьем за моего сына вместе.

«Джучи, — думала она, — посетитель, чужой, незнакомый, гость — много значений имеет это слово».

Мужчины сели, а три мэркитки, которых ей подарили, стали подавать гостям чаши. Бортэ качала зыбку, успокаивая младенца, когда он начинал плакать, не говоря ничего, а мужчины пили и рассказывали о мэркитах, которых они убили, о захваченных пленных и стадах.

Немного погодя Тэмуджин отпустил их. Джамуха уходил последним. Они обнялись у дверного проема, и Джамуха что-то шептал Тэмуджину.

Одна из мэркиток опустила полог. Тэмуджин махнул рукой.

— Иди-ка в юрту Хокахчин-экэ, — сказал он, — и возвращайся на рассвете. Я хочу остаться с женой наедине.

Женщины убрались из юрты. Бортэ дала грудь Джучи. Тэмуджин подошел к ней и посмотрел на ребенка. Глаза его были холодны, ею вдруг завладела уверенность: он знает, что мальчик не от него. Он не разведется с ней, особенно после войны, которую затеял ради нее, но он, возможно, предпочтет другую в качестве первой жены, как сделал его отец, когда встретил Оэлун-экэ.

— Добыча большая? — выдавила она из себя.

— Да.

— Должно быть, ты потребовал большую часть из того, что захвачено.

— Я предложил отдать мне лучших пленниц по моему выбору, но распорядился, чтобы их распределили среди моих сподвижников. Я сказал своим людям, что у меня теперь есть моя красивая Бортэ и другие мне не нужны.

Она прижала к себе сына.

— Жеребец может иметь много жеребят от многих кобыл.

— Так мне и сказали мужчины, но будут другие сражения, будет и мой черед. Я хотел наградить всех, кто выехал со мной на первое большое дело. Я завоюю много сторонников, когда все услышат, как я щедр по отношению к своим людям.

Она привязала Джучи к люльке и поставила ее. Тэмуджин внимательно посмотрел на ребенка и сказал:

— Я спрошу тебя один лишь раз, и больше не будем говорить об этом никогда. Я должен знать, мой ли это сын. Хокахчин-экэ сказала, что мой, и, наверно, это так, но я хочу услышать правду от тебя.

Она не могла говорить.

— Если ты не знаешь, — продолжал он, — и если ты не уверена, скажи. Я уже признал его своим сыном, и никто не возразит. То, что ты скажешь мне, останется между нами.

— Я скажу тебе правду. — Бортэ подняла голову. — Я знала, что он не может быть твоим, когда я в первый раз поняла, что понесла. Я хотела верить, что он твой, а потом легче было думать, что он не твой, поскольку я полагала, что никогда не увижу тебя снова.

— Ты не должна была сомневаться во мне, Бортэ.

— Слишком тяжко было жить с этой надеждой. — Она вздохнула. — Хокахчин никогда не скажет этого, и прошло всего девять месяцев, как я забеременела. Он родился раньше времени, но он такой подвижный, что никто ничего не заподозрит — можно поверить, что он был зачат до нашей разлуки.

Тэмуджин сказал:

— Поверят, потому что я сказал, что это так.

В полутьме его глаза были темными, а по лицу ничего нельзя было прочесть.

— Я знаю, что ты не стыдишься меня, — сказала Бортэ, — но я пойму, если ты возьмешь новую жену и поставишь ее надо мной.

— Никто не займет твоего места, Бортэ. — Он отвернулся от люльки. — Если бы ты не настояла, чтобы я бросил тебя, мои враги убили бы меня. Мои люди не будут шушукаться, что я воевал ради жены только для того, чтобы она могла принести мне мэркитского ублюдка.

— Ты великодушен, — прошептала она, — так же, как ты щедр по отношению к своим людям.

— Я говорил тебе, — напомнил он, — что я всегда хотел, чтобы ты была приветлива со мной, чтобы и тени недовольства не пробежало между нами. Мои враги наказаны за свои дела, и ты забудешь то время, что провела среди них. Мальчик — мой первый сын. Будут другие, но Джучи — первый, и я буду заботиться о нем не меньше, чем о других детях.

— Джучи, — сказала она. — Чужой. Гость.

— Чужой, потому что он рос в утробе матери во время, когда она была пленницей. И гость, которого я ныне принимаю в своей юрте.

Он сбросил халат. Она встала, сняла головной убор, сапоги, штаны и легла в постель, быстро укрывшись одеялом. Тэмуджин разделся до сорочки и лег рядом.

Он обнял ее. Он думал, что она обнимет его, возбудит его, как было раньше, но она не могла заставить себя ласкать его. Тело ее напряглось, когда Тэмуджин вошел. Она закрыла глаза, терпя его, желая все забыть. Между ними был Чилгер и, наверно, будет всегда.

Он вздрогнул, молча вышел и коснулся ее лица.

— Все иначе, — сказал он.

— Иначе.

— Это пройдет. Все будет по-прежнему.

Ему придется поверить в это, раз уж он отбил ее у врагов. Он вытянулся рядом. Она лежала без сна, прислушиваясь к его ровному дыханию, пока не заплакал Джучи, захотевший, чтобы она взяла его на руки.

Оэлун смотрела на стан с вершины холма. Долина Хорхонах была испещрена юртами. Яркие искорки танцевали в потоках горячего воздуха, поднимавшегося над сотнями дымовых отверстий. Белый дым, уносимый теплым летним ветром, плыл к скалистому обрыву на западе. Воздух пропитался запахом жареного мяса.

На южном конце куреня юрты терялись вдали. Все это принадлежало ее сыну… и Джамухе, напомнила она себе.

Два молодых вождя теперь кочевали вместе и вели себя по отношению друг к другу как равные с того самого похода. Оэлун думала, что Джамуха воспользуется своим главенством в походе и каким-нибудь образом покажет, что считает себя более важным вождем. Он командовал войском и имел больше сподвижников, и потому у него было основание претендовать на место старшего. Тэмуджин может верить, что они с андой правят вместе, но Оэлун сомневалась в этом.

Она посмотрела направо, где Номалан, жена Джамухи, сидела с Бортэ. Номалан-уджин склонила голову, она, видимо, боялась мужа так же, как, говорят, боялись его подданные. Лицо у нее было маленькое под громоздким головным убором, а ее тело, несмотря на беременность, казалось под халатом худым.

Оэлун подумала, что эта девушка слаба духом. Женщины сплетничали, что Джамуха редко бывал в ее постели и до того, как узнал о ее беременности. Бортэ тихо разговаривала с Номалан, покачивая зыбку с Джучи. Тэмуджин считал мальчика своим. Оэлун не осмелилась бы это оспаривать.

У подножья холма собрались мужчины, и еще много их выезжало на лошадях из куреня. Стоявшие впереди оперлись на копья, задние сидели на лошадях, ожидая, что скажут вожди перед пиром.