Нина Молева - Софья Алексеевна

— И за старую веру, отец Симеон, говорил тоже.

— Государь-батюшка согласился?

— Поди, они с преосвященным еще до избрания его обо всем дотолковались.

— Э, Марфушка, до власти и со властью — песни разные. Мало ты видала наших боярынь: мужу чин, так и она, как на дрожжах, растет, себя не помнит. А владыка человек военный, и в гражданской службе был, и в рейтарах послужил. Государь-батюшка сказывал, его еще под Смоленском приметил — отчаянный, себя никогда не жалел. Так воевода на него и показал. Вернулся в Москву — едва от горя не свихнулся: жена да детки моровой язвой ушли. Четверо их у него было. Другой бы, может, вдругорядь женился, дом устроил, а Иоаким — нет. В монахи пошел. С тех пор и подвизается.

— Да у них, Савеловых, весь род военный. Предок его посадником в Новгороде Великом сидел. С Марфой Борецкой [86] Марфа Борецкая, Марфа-посадница — вдова новгородского посадника. Возглавляла антимосковскую партию новгородского боярства. В 1478 г. была взята под стражу и выслана в Москву. в Москву вывезен. Все ихние вотчины тогда государь Иван Васильевич Грозный на себя отписал, а кто жив остался, в Ростове Великом да Можайске поселил. Сколько их в Смутное время с ляхами воевало да полегло, не счесть. Кажись, один отец владыки и остался. Кречетником у государя дедушки служил. А что государь-батюшка под Смоленском владыку заприметил, иначе и быть не могло. Иван Петрович Большой, как в миру-то звали, в двадцать лет сытником во дворе состоял.

— При столах служил?

— В те поры сытники в походах царских суды с питьем нашивали, а куды царю случится идти или ехать вечеровою порою, со свечами ходили али ездили. Как же тут было их всех наперечет не знать. Потому и довериться государь-батюшка ему решил. Поверил, стало быть.

— А мне иное в глаза бросилось. Сама посуди, как обычно патриархи шествие на осляти по восшествии на престол совершали для благословения крестом города и окропления его святою водою?

— Не хуже моего знаешь. От Спасских ворот. У них перед образом Пречистой патриарх литию говорил и молитву граду, град трижды кропил.

— Как не знать. А потом что? По Васильевскому спуску, мимо стрелецкой караульни, по реке до Тайницких ворот.

— У Тайницких ворот другая лития бывала.

— И окропление града. А там через Житничный двор к Боровицким воротам для третьей литии и через Боровицкий мост в Стрелецкую слободу к храму Николы Стрелецкого.

— Что ты, Софьюшка, будто карту отцу Симеону чертишь. Известно, дальше мимо Троицкого моста к Воскресенским воротам, от них к Никольским и назад Красною площадью к Спасским. Так что из того?

— А то, что владыка Иоаким обратным путем поехал: от Спасских ворот прямо к Воскресенским повернул, вокруг города к Боровицким воротам, от них на Житный двор, Подольною улицею опять к Спасским и во дворец. И путь иной, и порядок. Понимать надо, и во всем волю свою творить будет. Кабы только в делах государских перечить не стал. У государя-батюшки и так забот не оберешься.

— Может, со староверами справится. Самое время.

— Может, и с ними.

14 сентября (1674), на праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, у царицы Натальи Кирилловны родился царевич Федор Алексеевич.

— Все лето ты в Москве, владыко, дня в подмосковных своих не отдохнул. Кажись, в Новинскую обитель и в ту не ездил.

— Отдыхать-то не от чего, великий государь. Отдыхать после дела доброго можно, а я за него только принимаюся. Работы край непочатый.

— Недоволен ты, как владыка покойный хозяйством занимался?

— Занимался ли? Ему и времени на то не хватило. Сколько ему после поставления веку-то отпущено было — всего ничего. Да и блаженной памяти Иоасаф на престоле не задержался.

— На все воля Господня.

— Истинно так, великий государь. А в хозяйстве раззор. Поклониться я тебе нуждами нашими хотел.

— Денег на что мало?

— Нет, великий государь, покуда я на престоле, николи денег царских ни брать, ни просить не буду. Сами обойдемся, да еще, где надо, и тебе на помощь придем.

— Да вот дворец-то патриарший не худо бы поновить.

— Дворец дворцом, а по мне для начала сад устроить надо. Говоришь, в Москве я все лето пробыл, — верно. А знаешь, что тягостнее всего? Прохлады никакой нету. Произрастания никакие души не радуют.

— Где ж на них место в Кремле взять. Сам видишь, все позастроено — яблоку упасть негде.

— А висячие сады? Как в твоих, государь, теремах? Чем плохо? Скажешь, дорого? Верно. На свинцовые доски тратиться не стану. Бревнами обойдусь.

— Как же, владыко, обойдешься? Да и надо ли патриарху себе в таком удобстве отказывать.

— Надо, государь. Поп в своем приходе первым хозяином должен быть, чтоб прихожанам у него уму-разуму во всем учиться. Помещику землепашец, может, и не поверит, а попу, что рядом с ним пашню свою возделывает, непременно доверится. За тем и слежу, чтобы советы хозяйственные среди всех попов известны были. Ино и попу выгода, и крестьянину наука. А о бревнах ты, государь, спросил, сейчас объясню. Это соловецкие иноки превзошли. Солнышка у них мало, тепла и того меньше, а сады цветут дивные.

— Поди, теперь все позабросили, больно за старые книги лихо воевать принялись.

— Может, и позабросили. Так ведь где голова забудет, там руки вспомнят. Они ведь памятливые — руки-то человеческие. Вот и тут. Кровлю вымостить бревнами надо, а все бревна непременно выжелобить, желоба просмолить, меж бревен сваи выконопатить смоляною посконью. Потом по тому месту поперек тесом настлать, по тесу берестою. Вот уж тут землицу-то сыпать можно будет без всякого опасения.

— Деревья садить хочешь, владыко?

— Нет, государь, я дух легкий люблю. По мне пусть гвоздику садовник посадит, а для пользы салат, горох да бобы. И зелени много — высоко растет, и к столу что-ничто собрать можно.

— На Сергия не соберешься ли, владыко, к Троице?

— В Москве останусь, государь. Отсюда мне дела вести сподручней, а тебя благословлю, Господь с тобой.

25 сентября (1674), на день памяти преставления преподобного Сергия, игумена Радонежского, государь отправился в поход к Троице. В Москве на Троицком подворье служил торжественную службу патриарх Иоаким и с ним два митрополита, 3 архиепископа, 1 епископ, архимандриты, игумены, протопопы, в присутствии бояр, оставленных во дворце оберегать Москву.

— Сестрица-голубушка, поразвлечь тебя решила. Смурная ты какая стала. Уж не неможется ли, не дай Господи? На всенощной тебя не видала, крестницу твою Марфу Алексеевну спрашиваю, ан она толком ничего сказать не умеет. Давно не была у тебя, Арина Михайловна, что ли?

— Да что тут дни, царевна-сестрица, считать, одно — со счету собьешься, другое — сердце себе развередишь. Мы с тобой старые, они молодые — чему дивиться.