Нина Молева - Софья Алексеевна

— Государю-братцу доложили ли?

— Прежде всех, государыня-царевна.

— Пошел он в царицыны покои?

— Покуда не ходил. Может, попозже придет.

— А патриарх?

— Не слыхала, царевна-матушка. Врать не буду, не слыхала.

— Где-то государь-братец царевича погрести велит. Верно, в Чудовом. Не в Архангельский же собор его нести. А ты поди царевнам-сестрицам скажи, что и им делать в царицыных палатах нечего, а сама догляди, кто соболезновать туда из бояр пойдет. Слышишь? Вряд ли кто решится, а все же…

23 декабря (1678), на день памяти преставления святителя Феоктиста, архиепископа Новгородского, преподобного Нифонта, епископа Кипрского, и преподобного Павла, епископа Неокессарийского, выдана из казны икона Архангела Михаила и послана с иными четырьмя покупными иконами в Запороги в новопостроенную церковь Покрова Богородицы, которая построена на Запорогах у кошевого гетмана Ивана Серина.

— Подумать только, откуда счастье такое привалило — в дедов дворец на житье перебраться. А, Марфа Алексеевна? И государь-братец места для сестер не пожалел, о себе забыл.

— То-то и оно, Софьюшка, что не бывать бы счастью, да несчастье помогло.

— Как это? Какое несчастье?

— А то, что указал государь-братец более комедиальных действ не представлять, вот и от Потешного дворца решил отделаться. Как сестры поселятся, так и разговоры прекратятся. Они-то уж своих палат не уступят.

— Неужто и впрямь не будет больше при дворе театру? И кто ж его надоумил? Неужто опять преосвященный — он все на комедиальные действа косился.

— Кто же кроме? Припомни, Софьюшка, как дело-то было. Дед наш Милославский место в Кремле получил не Бог весть какое.

— Что и говорить: между Конюшенным двором и поварней Кормового дворца, да и окнами на Оружейную палату. Ни тебе хозяйственного двора, ни сада.

— Зато до царского дворца рукой подать. Дед отстроился, а как помер, покойный батюшка из его дома Потешный дворец устроил. Для одних лишь действ театральных да развлечений. Братцу развлечения не нужны. Самому место лишнее не нужно, а царевен-то, гляди, сколько, вот и расщедрился.

— Что ж, выходит, и нам теперь комедиальных действ не видать? Мальчишка решил, а мы слушаться будем?

— Погоди, погоди, царевна-сестрица. Экая ты в кипятке купанная! Не будет действ для всего двора, для себя устраивать станем — еще лучше. А уж от братца государя добьемся, чтоб, кого захотим, в хоромы свои приглашать.

— Думаешь, согласится? А ну как и против нас преосвященный пойдет, свою волю творить захочет?

— Не захочет, Софьюшка, николи не захочет. Преосвященный наш разумный, пошто ему с царской семьей воевать. С простолюдинами да попами — один разговор, с царевнами — другой. Вспомни только, не было патриарха, чтоб батюшку за боярыню Федосью Прокопьевну да княгиню Авдотью Прокопьевну не просил. Боярство против себя восстановишь, недолго процарствуешь. Плохой мир завсегда лучше доброй ссоры.

— Может, тогда нам с фряжского действа и начать — о пылкой любви маркиза и Алоизии, да без актеров что получится.

— Сами и будем вместо актеров. Лиха беда — начало. Да хоть сейчас на голоса попробуем, как отец Симеон показывал. Ты за маркиза, я за прекрасную Алоизию. Давай же, сестрица!

М а р к и з. О Боже!

А л о и з и я. Увы! больно мне!

М а р к и з. Что я вижу!

А л о и з и я. Что я слышу?

М а р к и з. О неповторимая красота!

А л о и з и я. О свирепый любви огонь!

М а р к и з. О, я вижу земной рай!

А л о и з и я. Я чаю ад в сердце моем!

М а р к и з. О, чтоб я был ограблен видения своего!

Ал о и з и я. О, чтоб я никогда не родилась!

М а р к и з. О любовь!

А л о и з и я. О честь!

М а р к и з. Я хочу приблизиться к вам.

А л о и з и я. Я хочу говорить с вами.

М а р к и з. Услышали бы вы мое томление.

Ал о и з и я. Узнали бы вы мое мучение.

М а р к и з. Простите, прекрасная герцогиня.

А л о и з и я. Простите, господин маркиз.

М а р к и з. Прошу тебя, пойми.

Ал о и з и я. Прошу, выслушай меня.

М а р к и з. Чего вы изволите?

А л о и з и я. Что вы говорить хотите?

М а р к и з. Я ничего.

А л о и з и я. И я ничего.

М а р к и з. Боже, какая мука!

— Видишь, видишь, Софьюшка, как ладно! А мы еще и царевен сестриц позовем, и комнатных боярышень. Да народу нам не стать занимать. Всех обучим. Платья себе устроим по немецким кунштам. Так нельзя носить, хоть в действах комедиальных попробуем. А там у Бога не без милости — глядишь, и у нас порядки меняться начнут.

— Это при братце-то, когда он Потешный дворец запретил? Гляди, Марфа Алексеевна, как бы нам всем в теремах не оказаться, под замками да запорами — от него всего дождешься. Отколь знать, с какой стороны ему ветер в уши дуть будет.

— Верно, верно говоришь, Софьюшка. Потому-то и следить за каждым его шагом надо, любимцев его улещать, слуг подарками баловать. Не больно мы с тобой богаты, а все подарочек-другой сыщем. Лишь бы рук не опускать, царевна-сестрица.

30 марта (1679), на день памяти преподобного Иоанна Лествичника, Иоанна Безмолвника и Зосимы, епископа Сиракузского, состоялось освящение церкви Григория Неокессарийского, что на Полянке, в присутствии царя Федора Алексеевича, всех царевичей и царевен.

— Князь Василий Арсланович Касимовский скончался, великий государь. Надобно теперь судьбу владений его решать. Будет уж, поди, на своей же земле будто бы и чужое ханство держать.

— Так думаешь, Никита Иванович. А как оно здесь взялося, на реке Оке-то?

— Дела давние, великий государь. Это еще при великом князе Московском Василии Темном царевичи Кайсым и Якуб, сыновья изгнанного из Орды хана Уллу Мухамеда, бежали из родных мест в Черкасские земли.

— Службы искали?

— Вернее всего, от своего брата Махмутека спасались. Он и отца их, и еще одного брата убил, и их бы не пощадил, так власти добивался. Московский князь им защиту дал, а спустя пару лет с собой в поход против Дмитрия Шемяки взял. Кайсыму цены не было. Клятву князю верно держал, со своими же татарами, как лев, бился. В битве под Галичем наголову разбил татарские отряды у реки Битюги. Вот чтобы оставить Кайсыма за Москвой, и дал ему Василий Васильевич Мещерский Городец.

— Ты сказал, князь, что Кайсым хана Уллу Мухамеда сын. Не того ли, что на Москву ходил и на Воздвиженке иноком слепым Владимиром Ховриным побит был?

— Того самого, государь. Дива тут никакого нет. Братья на разных сторонах дерутся, а уж отец с сыном и подавно. Иван III Васильевич с сыном Кайсыма, в крещении Василия, договор заключил, чтоб получать ему часть доходов с Рязанского княжества и еще ясак с мусульман, мордвинов и мещеряков.

— Это такое-то богатство!

— А ты послушай, послушай, великий государь. Богатство и впрямь немалое, да только владение Касимовским ханством великий князь Московский наследственным не сделал. Кого хотел, того по мере надобности им и награждал. Был здесь и сын Крымского хана Хаджи-Гирея, Hyp Даулет, и внук сибирского хана Кучума, и Симеон Бекбулатович, которого государь Иван Васильевич Грозный на царство российское венчал. Был после Симеона Арслан — он, никак, в год рождения твоего батюшки покойного скончался. Тогда и сменил его царевич Саид-Бурган, который лет двадцать назад православие принял, Василием Арслановичем стал. Почти полвека Касимовским ханством правил.