Нина Молева - Софья Алексеевна

— Что ж, наследники-то после него остались ли?

— То-то и оно, великий государь, что внуки одни да мать старуха Фатима-Султан.

— Так что же присоветуешь, Никита Иванович? Надо ли у старухи земли отнимать? Может, оставить. Пусть на своем век свой доживает?

— Мудро решаешь, великий государь. Татар там на землях Мещерского Городца немало. Что смуту зря разводить. Пусть живут. А помрет Фатима-Султан, землю можно промеж наследников законных поделить. Они вмиг от ханства следа не оставят, все по своим углам растащат, и заботы тебе никакой.

24 июня (1679), на Рождество честного славного Пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, приезжал от царя Федора Алексеевича из похода со здоровьем из села Воробьева стольник Семен Иванович Языков к великому патриарху Иоакиму.

26 июня (1679), на день празднования Тихвинской иконы Божьей Матери, приходили к благословению патриарха Арзамазцы новокрещеные из Мордвы, три человека Иванов, и святейший патриарх благословил их по образу Богородицы Владимирской.

— Вот и ты, Салтанов. Здравствуй, здравствуй, Иван Богданович. Рисунки принес ли? С мастерами каменных дел потолковал ли? Больно мне не терпится работы начинать. Тут, знаешь, я еще строительство задумал. Справятся ли только наши?

— Позволь осведомиться, великий государь, какими новыми планами ты озабочен. Я так полагаю, в державе твоей на твои царственные помыслы всегда рабочих рук хватит. А чем больше государство строит, тем больше сила его растет.

— Вишь, как у тебя ловко выходит. А задумал я, Иван Богданович, вот что. Сретенский монастырь, поди, хорошо знаешь.

— Как не знать, великий государь. Место святое.

— Вот на этом месте и порешил я собор в честь заступницы града нашего — образа Владимирской Божьей Матери построить. И еще один — в Знаменском монастыре, что на улице Варварка. Ты, поди, о нем немного знаешь. Усадьба это наша Романовская, родовая. Прапрадед мой там хозяйствовал. Прадед Федор Никитич родился и рос. Языку аглинскому у соседей — купцов аглинских учился, латыни. Всеми владениями своими оттуда правил. Дворовых одних более трех сотен держал. Когда дед на престол российский вступил, во дворец кремлевский переселился, усадьбу под обитель определил. Вотчин сколько ей в Московском да Бежецком уездах передал. Вот и нынче за монастырем, поди, триста крестьянских дворов числится. Есть из чего строить.

— А какие соборы возводить, ваше величество, вы решили?

— Чтой-то ты, Иван Богданович, меня на иноземный манер титуловать решил?

— Как ни учусь московскому приему, ваше величество, а все мне проще вас по-европейскому титуловать. Держава ваша во всех краях света известна, планы ваши императорские. Уж простите мне, если не по душе вам моя ошибка.

— Да нет, Иван Богданович, отчего же. Может, оно и впрямь так вернее. Бог с тобой, не насилуй себя. Так что ты меня насчет соборов спросил? Какими им быть? Пятиглавыми. Более всего пятиглавие наше московское мне по сердцу. И вот что тебе скажу. Хочу, чтобы Знаменский собор был в два уровня. Внизу хочу, чтобы теплая церковь Афанасия Афонского разместилась, обок трапезная, хлебная и кладовая палаты. Иноков в обители мало, что им зимним временем на дрова тратиться. А вот на втором уровне чтобы летняя церковь Знамения с ризницей устроилась. Округ галереи, крыльца-гульбища, как положено.

— Грунт там, ваше величество, вероятно, слабый — судить могу по собору Покровскому.

— Что из того, на сваи дубовые собор поставим. Чай, не впервой. И строят пусть костромские мастера. Присоветовали мне тут Федора Григорьева да Григория Анисимова с товарищи. Должны справиться, а уж тебе приглядеть останется, чтобы все по моей мысли сталось. Возьмешься?

— Как не взяться, ваше величество. Вот только деньги…

— О деньгах не думай. Они все наперед есть — боярин Милославский 850 рублей пожертвовал. Сказывал, хватит.

— Полагаю, что хватит, ваше величество.

— Вот и славно. Рисунки у меня на неделе и возьмешь. Не кончены они еще. А поговорить с тобой мне и о Симоновом монастыре надо. Сам знаешь, там только что каменная церковь Знамения на Луговых воротах освящена. Ее вместо двух древних обветшавших — Знамения и Одигитрии возвели. Трапезную тоже разобрали: мала, да и, того гляди, обрушится. Рисунок ее ты уже глядел. Только около нее надобно еще гостиную палату возвести и с западу гульбище-смотрильню, как башню, чтоб с нее вид на окрестности открывался.

— Наподобие Воскресенского храма, что в Коломенском?

— Нет, Иван Богданович, повторений мне не нужно. Я по-своему строить хочу, чтобы нарядней все было и в плане посложнее. Чтобы не строгость во всем была — радость. Вон, погляди, на кунштах какая красота сказочная. Отсюда и образа в иконостасах следует живописным манером писать. И об этом позаботься.

— А строителей как искать, ваше царское величество?

— О них не думай. Здесь артель каменщиков сыскалась из оброчных крестьян разных помещиков человек семьдесят. Тысячу сто рублей цену положили. А руководить их же мастер будет — Парфен Потапов. Я его работу в Москве видел. Знает свое дело, ничего не скажешь.

— Ваши желания, ваше величество, будут исполнены со всяческим тщанием и точностью.

— Верю, верю, Иван Богданович. Недаром тебя батюшка покойный выше всех мастеров живописных ценил. Да вот не сказал тебе: под трапезной в Симонове подвалы преогромные для ценностей всяких и продуктов кладовой служить должны, а башня-смотрильня на древних палатах отстраиваться будет. Палаты те жильем служили, пусть так и останутся. Может, пригодятся.

— Не проще ли, ваше величество, древности снести: строителям не в пример легче будет?

— Может, и легче, да порядок у нас в Москве иной. Ты уж изволь к нему привыкать: на старых основаниях строить, да и стен зря не рушить. Кирпич один да сваи чего стоят, а о работе да времени и говорить нечего. У нас так говорят: что город, то норов. Московские князья и вовсе всегда скопидомством славились, оттого и богатыми, не в пример иноземным, остались.

13 июля (1679), на день Собора Архангела Гавриила и память преподобного Стефана Савваита и мученика Серапиона, приносил патриарху именинный пирог от князя Михаила Яковлевича Черкасского человек его, и патриарх послал князю Михаилу во благословение образ Успения Богородицы, а человека его благословил образом Богородичным.

— Нет, нет, Аринушка, царевна-сестрица, не помирай! Не помирай, голубушка, меня одну не оставляй! Что я без тебя — одна как перст. Ты мне всем была, отцом-матерью, подруженькой дорогой, покровом в трудный час, солнышком ясным в радошный. Господи, что же это? Аринушка, Аринушка, очнись, Бога ради! Это я, я сестра твоя Татьяна — неужто не узнаешь? Сейчас дохтур придет, поможет тебе. Потерпи, потерпи, голубушка. Слышишь ли меня, светик мой ненаглядный? Ничего-то я в жизни не видела. Радость ли, горе ли — все с тобой делила. Не пришло к нам счастье, сестрица. Не судьба, значит, так хоть бы жизнь в покое дожить. Бок о бок. Глаза в глаза глядючи.