Бетси Шидфар - Абу Нувас

Однажды в лавку зашёл знакомый Хасана, Мухаммед ибн Саид, сильно похудевший, с провалившимися глазами. Увидев Хасана, он от неожиданности отступил на шаг: «Абу Али! Мы думали, что ты умер, и Хали искал твоё тело среди трупов в квартале Карх. Почему ты не известил нас, где ты находишься?» Хасан неохотно ответил:

— Я уже был среди мертвецов и воскрес перед Страшным Судом. Как видишь, за свои грехи я попал в ад и сижу теперь среди грешников.

Ибн Саид нахмурился:

— Ты всё ещё не оставил легкомыслия и вольнодумства, из-за которых столько пострадал! И всё ещё пьешь вино. Опомнись, ведь тебе уже перевалило за пятьдесят! Разве ты не видишь, к чему привело пьянство нашего халифа, которого уже открыто называют «свергнутым»?

Хасан возразил:

— Халиф пьёт от богатства, а я от бедности, и эти достойные молодцы, которые, как ты видишь, пьют вместе со мной, спасли город от гибели! Так что прощай, Ибн Саид, и привет тебе — винная лавка не место для истинного мусульманина, иди лучше в мечеть замаливать наши грехи!

Аййары засмеялись, а Ибн Саид, оскорблено подняв голову, вышел.

Снова заглянув с улицы в лавку, он сказал:

— Люди Исмаила ибн Нейбахта повсюду ищут тебя, чтобы отомстить. Конечно, они будут искать тебя не в мечети, а среди негодяев и бродяг!

Один из аййаров поднялся с места: «Этот пёс сейчас получит вознаграждение за свои слова!» Хасан схватил его за рукав: «Оставь! Какая честь тебе будет, если ты пришибёшь слабого старика? Лучше давай выпьем ещё, и я скажу тебе свои любимые стихи о вине!»

Марьям не раз говорила Хасану: «Какие-то люди стоят у дверей, заглядывают в лавку, но внутрь не заходят и не покупают вина. Может быть, это люди Нейбахта?» Но Хасан отмахивался:

— Сейчас им всем не до меня. Каждый думает только о том, как бы сохранить свою жизнь после прихода аль-Мамуна. Посмотри, сколько людей Амина перешло уже на сторону его брата и сдались Тахиру!

Когда стало скучно сидеть в лавке, Хасан вышел на улицу. «Не ходи далеко!» — предупредила его Марьям. — «Здесь тебя сохраняют друзья, но они не могут повсюду ходить за тобой».

— Разве ты не знаешь, что у каждого человека есть сто ангелов, охраняющих его, куда бы он ни направился, об этом говорится в наших преданиях, но ты, язычница, конечно, не веришь этому?

— Я не верю больше ничему, — коротко сказала Марьям.

С каждым днём Хасан стал уходить всё дальше. Иногда он не узнавал улиц, по которым проходил — так велики были разрушения. Но пожаров становилось всё меньше — Мамун не хотел войти победителем в сожжённый город и приказал Тахиру сжимать осаду, но не использовать горючей жидкости.

Амин с семьёй укрылся в Круглом городе, при нём остались только самые близкие люди, те, которые не ждали добра от Мамуна, а евнухи — любимцы Амина, большинство стражников, невольники и невольницы разбежались.

Улицы городы были пустынны. Выжидая. люди заперлись в домах. Даже аййары не выступали больше против Тахира — Хасану сказали, что Мамун приказал раздавать им деньги и пообещал взять самых храбрых в своё войско.

Блуждая по давно не убиравшимся улицам, он забрёл в чей-то сад. Ему показалось, что кто-то крадучись идёт следом, но, оглянувшись, он никого не заметил. Он с жадностью вдыхал влажный воздух — в саду не чувствовался запах гари, которым, кажется, пропитались все дома и одежда жителей Багдада. Хасан сел в тени дерева, потом лёг на мягкую траву, всем телом впитывая её свежесть.

И вдруг словно обрушилось небо — кто-то прыгнул на него с дерева, затянул на шее петлю и накинул чёрную тряпку на голову. Ещё кто-то вязал руки. Хасан отбивался ногами, задыхаясь под вонючей тканью, но ему навалились на грудь, потом стали топтать ногами, стараясь попасть в живот. Это продолжалось не очень долго, Хасан даже не потерял сознания.

Послышались крики, топот, потом всё стихло. С него сдёрнули тряпку и подняли.

Хасан попытался встать, но изо рта хлынула кровь. «Дайте ему воды!» — проговорил кто-то, и Хасан, подняв голову, увидел Абу Сахля из рода Нейбахт, отца Исмаила.

— Негодяй! — прохрипел Хасан, глотая кровь. — Ты послал своих людей убить меня, а теперь делаешь вид, что хочешь помочь!

— Побойся Бога, Абу Али, разве я могу сделать такое?

— Ты или твой сын, ведь он грозился, что отомстит мне!

— Боже тебя упаси, Абу Али! Исмаил, правда, был рассержен из-за твоих стихов, где ты называешь его рафидитом и непочтительно отзываешься о Али ибн Абу Талибе, да упокоит его Аллах, но разве он пойдёт на такое богопротивное дело? К тому же он любит и уважает тебя и очень горевал, когда распустили слух о твоей кончине. А теперь мы отнесём тебя в дом, ведь ты находишься в нашем саду, по счастливому случаю.

— Да проклянёт Аллах этот случай! — сквозь зубы сказал Хасан. Словно не слыша его, Абу Сахль продолжал:

— Мы позовём лекаря, чтобы он помог тебе!

— Отнесите меня лучше в винную лавку Марьям, — простонал Хасан.

— Нет, Абу Али, как можно, чтобы мусульманин пользовался услугами неверной, непотребной девки! У неё тебе будет лучше и удобнее.

И вот Хасан лежит почти неподвижно целую неделю. Он не может пожаловаться на хозяев — они очень внимательны к нему, так что он иногда начинает даже сомневаться в том, что его избили подкупленные ими люди. Но кто же тогда? Кому понадобилось мстить поэту в такое время? Он, наверное, этого никогда не узнает и никогда не встанет больше.

Вчера приходил Хали, оборванный и какой-то одичавший, с провалившимися глазами, и Хасан узнал от него, что Амин погиб:

— Его убил какой-то грязный воин-хорасанец. В последние дни халиф и его семья голодали, во дворце Круглого города не нашлось даже чёрствой лепёшки. Амин решил сдаться Харсаме, который когда-то учил его воинскому искусству, но люди Тахира выследили его и потопили судно, на котором он встретился с Харсамой. Старик утонул, а халиф выплыл на берег, но его узнали и схватили.

Мне рассказывал человек, который присутствовал при последних часах жизни Амина: на свергнутого халифа надели грубую шерстяную рубаху, и он дрожал от холода, потому что промок. Этот человек говорил: «Амин посмотрел на рубаху и увидел, что по ней ползают вши. Он спросил: „Что это?“ Тот человек ответил ему: „Это вещь, которая бывает на одежде бедняков“. Амин заплакал и проговорил: „Упаси нас Боже от беды!“» Он до последнего мгновения ждал, что брат пожалеет его, но когда услышал крики хорасанцев: «Убейте сына Зубейды!», сказал: «Это конец!»

Клянусь Аллахом, каким бы ни был этот человек, мне жаль его!

У Хали по щекам потекли слезы. Хасан не мог плакать — не было сил. «Запиши мои стихи», — сказал он, и под его диктовку друг написал: