Бетси Шидфар - Абу Нувас

Сегодня Хасан отправился на рынок мясников один, без Хали — к нему должны были прийти друзья, и он хотел купить хорошего мяса для кабаба. «Хватит пятидесяти дирхемов», — решил Хасан. Положив монеты в кошелек, он сунул его за пояс.

Войдя через низкую арку на улицу, ведущую к рынку мясников, он привычно вдохнул запах крови. Вокруг рыскали собаки. У ближайшей колоды мясник разрубал бараньи туши пополам и вешал куски на крюки. Хасан загляделся на его блестящий топор и волосатые жилистые руки, и по телу пробежала дрожь — ободранные кровавые туши показались ему похожими на тела казненных.

Хасан хотел пойти прямо к лавке Али-Пахлавана, но путь ему преградил страшный нищий с распухшими глазами и глянцевитыми шрамами на месте носа и ушей. Рядом ковылял на деревянных обрубках другой нищий. Он широко раскрывал рот, высовывая обрубок языка. Обернувшись спиной к Хасану, он поднял рубаху и что-то промычал. Хасан в испуге отшатнулся — спина нищего была покрыта страшными багровыми рубцами, кое-где засохшими, кое-где кровоточившими.

Безносый нищий прогнусавил:

— Ты видишь, господин, что делают с рабами Господа нашего! Клянусь, ни на мне, ни на нем нет вины. Пожалей нас, брось хотя бы по даннику, и Бог воздаст тебе наилучшим воздаянием!

Хасан вынул из-за пояса кошелек и бросил два дирхема. Нищий жадно подхватил их и забормотал что-то непонятное, видно, призывал благословение Аллаха. Хасан хотел идти дальше, как вдруг кто-то толкнул его прямо на безносого нищего. Он едва не упал и, вздрогнув от отвращения, когда его руки коснулись зловонных лохмотьев, выпрямился, сделав отчаянное усилие, чтобы устоять на ногах.

Он огляделся, ища того, кто его толкнул, но никого не увидел. Сердито отряхнувшись, пошел дальше. Али встретил его добродушной улыбкой:

— Выбирай, брат мой, у меня сегодня хорошее мясо и для кабаба, и для похлебки.

— Мне нужно столько, чтобы хватило на десять человек, — сказал поэт, опуская руку за пояс. Но кошелька не было. Нахмурившись, Хасан засунул руку поглубже. И вдруг он вспомнил, как в Басре, когда они оба были еще детьми, Исмаил толкнул его на купца.

— Проклятье Аллаха! — крикнул он в бешенстве. А потом спросил: — Али, не дашь ли ты мне сегодня мяса в долг?

Мясник нахмурился:

— Расскажи, что с тобой случилось!

— Я встретил двух нищих, но они немощные калеки…

— Один безносый, а второй без языка? — прервал его Али.

— Да, — удивился Хасан. — Ты разве знаешь их? Я никогда не встречал ни того, ни другого.

— И это было твоей удачей, — вздохнул Али. — Они такие же немощные калеки, как и мы с тобой. Тот, который без ушей — это Шейх Горшечников, а второй — Ахмад Хватай Веревку, так его прозвали, потому что однажды он увел лошадь у одного почтенного мусульманина и сам привязался к веревке, а потом уверял хозяина, что он и есть его конь, обращенный в этот облик в наказание за грехи, так что того несчастного едва не утащили в больницу для умалишенных — Маристан. Много денег было у тебя в кошельке?

— Пятьдесят дирхемов, — с сожалением сказал Хасан. — Но они все равно пропали.

— Что значит пропали? — у Али надулись на лбу жилы. Он немного подумал, а потом сказал: — Мяса я тебе дам, не беспокойся об этом, а твой кошелек мы вернем, не будь я Али-Пахлаван. Пойдем!

Подозвав сына, такого же высокого и широкоплечего, он оставил его в лавке и, не сменив одежды, с топором на плече и мясницким ножом за поясом, неторопливо зашагал по рынку, отталкивая тех, кто не успевал посторониться.

Выйдя за пределы рынка, они долго шли по каким-то узким кривым улочкам, мимо глухих глинобитных стен. Иногда Хасан слышал за спиной чьи-то осторожные шаги, шепот, в глухих деревянных воротах приоткрывались смотровые окошки, их провожали внимательные глаза. Наконец они дошли до узкого канала, пересекавшего улицу. Кругом было тихо и пустынно, казалось, улица вымерла.

— Это здесь, — сказал Али, указав на каменную кладку, возле самого берега. Хасан хотел спросить Али, куда он привел его, но тот, сняв топор с плеч, три раза ударил тупым концом по камню, в который был вделан кусок железа.

Железо глухо загудело, и откуда-то из-под земли раздался голос:

— Кто стучит?

— Джаванмарди, — ответил Али. — Именем Али и мученика Хусейна.

Камень медленно отвалился, и Хасан увидел в отверстии узкую каменную лестницу, ведущую в подземелье. Али пролез в отверстие, кивнул Хасану, и тот последовал за ним. Они долго спускались, потом лестница пошла вверх. Было почти совсем темно, только кое-где горели маленькие светильники, приделанные к стенам.

Вдруг они оказались в просторном помещении, освещенном дневным светом: он проникал сюда через окна, в которые были вставлены резные алебастровые решетки.

— Привет тебе, — сказал Али человеку, сидевшему на возвышении.

— Привет вам, — вежливо ответил он, жестом приглашая их подойти. Али и Хасан сели у нижнего конца комнаты и, как того требует вежливость, молчали.

Хасан украдкой оглядел комнату. Убрана чисто и даже богато. На возвышении зеленый ковер, на котором вытканы диковинные звери, похожие на крылатых львов, всюду сирийские циновки, подушки, в углу — раскладной столик, на нем толстая книга, наверное, Коран. Человек, сидевший на возвышении, помолчав, спросил:

— Что привело вас ко мне, братья?

Али, откашлявшись, сказал:

— О шейх, мы просим у тебя покровительства. Прикажи вернуть пятьдесят дирхемов и кошелек этому человеку. Он мой знакомый и друг Хасана аль-Хали. Прошу тебя, шейх, ты знаешь мою верность тебе. К тому же я дал ему слово и поклялся, что сдержу его.

Шейх спросил:

— Где?

— На рынке мясников.

Тогда он обратился к сидящему возле него старику:

— Кто был сегодня на рынке мясников?

— Горшечник и Хватай Веревку.

— Они здесь? — отрывисто спросил шейх.

— Да.

Шейх кивнул куда-то вправо, и Хасан только теперь заметил в глухой стене маленькое оконце. Оно раскрылось, а затем раздвинулась стена, открыв широкий проход, где стояло несколько вооруженных большими ножами людей с бритыми головами, облаченных в странные белые одеяния — не то покрывала, не то передники. Шейх приказал:

— Горшечника и Хватай Веревку!

Через несколько мгновений в комнату вошли двое. Они тоже были закутаны в белую ткань так, что спина и плечи оставались открытыми.

— Клевали птенца? — спросил шейх.

— Да, мастер, — ответил один, и Хасан узнал по голосу безносого нищего. Но теперь у него были и нос, и уши, а обнаженная спина второго не носила на себе следов страшных рубцов.

— Жир съели? — продолжал шейх.

— У собаки в норе, — ответил на этот раз тот, кто мычал, показывая обрубок языка, и Хасан невольно заглянул ему в рот.

— Снеси яйцо и пятьдесят камней! — повелительно сказал шейх.