Елена Съянова - Плачь, Маргарита

— Скончался? — переспросил Лей. — Когда?

— Вчера вечером.

— Да, тогда нет смысла…

— Роберт, мы все ценим ваши благородные намеренья, — сочувственно произнес Гитлер, — но что поделаешь? Эта власть не справляется с преступностью. Она не справляется ни с чем! Ничего! Скоро мы им покажем.

Лей, снова кивнув всем, вышел. Маргарита хотела последовать за ним, но ее опередила Ангелика. Гели подумала, что сейчас она вернет свой браунинг! Она догнала Лея на лестнице, и он этому не удивился. Вместе они спустились и сели в пустую машину.

— Я сейчас уйду, — сказала она. — Только отдайте.

Он молча покачал головой.

— Роберт, он нужен мне! Я хотела отдать его Вальтеру. Он сегодня придет к дяде просить моей руки.

— И для этого ему нужно оружие?

— Да. Нужно. Вы же видите!

— Что?

Она молчала. Лей резко повернулся.

— Что? — Он смотрел на нее с такой ненавистью, что ей захотелось защититься. И она нанесла удар совсем так, как он только что научил ее:

— Это он приказал напасть на Зендлера! Он дал поручение Гиммлеру. Я это слышала сама. Он убийца.

За первым ударом последовал второй:

— Он убьет и Вальтера. Если вы не отдадите мне…

Лей глядел на нее, часто и тяжело дыша. Ему как будто не хватало воздуха, и он распахнул дверцу.

— Идите домой, Ангелика. Пистолет я вам не отдам. Ступайте.

Тогда она нанесла третий удар, к которому не был готов даже он, Роберт Лей:

— Вы знали, что так будет с Зендлером. Вы и сейчас знаете, что я права. Скажите, что мне делать. Я всегда верила вам. Я и теперь…

Лей захлопнул дверцу и дал газ. Машина на бешеной скорости проскочила несколько улиц и остановилась у бульвара. Оба испытали облегчение, точно ветром их отнесло с тлеющих углей. Лей снова приоткрыл дверцу и закурил.

— Хорошо, — сказал он, — давайте рассуждать здраво. Подумайте, фройлейн, о чем вы меня просите! Чтобы я вооружил вашего жениха для встречи с фюрером. Как вообще вам обоим пришла в голову эта глупость — просить руки? Вы что, в средневековой Испании? Хорошо, допустим, я вас понимаю. Вам надоело прятаться. Вы хотите всему миру заявить о ваших намерениях. Вы стремитесь быть честной, наконец! Но в любви честность подобного рода часто оборачивается жестокостью. Если вы хотите причинить Адольфу боль…

— Нет, не хочу! — воскликнула Ангелика.

— Тогда не нужно вызовов, заявлений, колющих и режущих ударов. Особенно на словах. Ничего кроме боли и отчуждения это не принесет. Заметьте, не того отчуждения, что помогает людям постепенно отпускать друг друга, а того, что толкает их на поступки непредсказуемые… Я бы дал вашему Вальтеру совет, который, впрочем, уже пытался дать. Кстати, где он?

— Мы расстались утром. Он здесь снял квартиру, в Швабинге.

— Мы сейчас поедем к нему, и я попытаюсь его убедить, — констатировал Лей.

— А в чем убедить? — спросила Ангелика, когда они уже ехали по Шеллингштрассе.

— В том, что вам обоим нужно уехать отсюда, и как можно скорей.

— А это разве не причинит боли?

— Фюрер — сильный человек Он справится. Роберт хотел добавить: если вы прекратите наконец маячить у него перед глазами каждый день с вашими чувствами. Но промолчал.

Хозяйка пансиона, в котором остановился Вальтер Гейм, дама бдительная и с хорошим зрением, несколько настороженно отнеслась к появлению Ангелики, которую только утром господин художник вывел из своих комнат; однако едва Лей заговорил с нею, она растаяла и все рассказала. Она даже проводила их в пустой номер, объяснив, что утром к постояльцу пришли трое молодых людей. Они вели себя тихо, о чем-то беседовали, а потом все четверо вышли из пансиона, сели в машину и уехали.

— А как выглядели эти трое? — спросил он хозяйку. — И как бы вы, с вашим опытом и наблюдательностью, определили род их занятий, например?

— Выглядели они как молодые люди из хороших семей, аккуратные такие. Вежливо со мной поздоровались и попрощались тоже, — отвечала она. — У одного в руках был такой, как его… вот, что ставится на ножках.

— Этюдник, — подсказал Лей.

— Он самый. У другого — бутоньерка в петлице. Веселые, любезные, шутили, пока шли.

— Господин Гейм тоже шутил?

— Он хмурый шел и на часы поглядывал. Видно, торопился, да они настояли.

Лей поблагодарил. Когда они спускались, Ангелика споткнулась на лестнице и едва не упала.

— Только не надумывайте себе ничего лишнего, — рассердился Лей. — Когда я в двадцатом году решил жениться и сказал об этом друзьям, они тоже явились ко мне накануне и вытащили в кабак. А мне в тот день еще нужно было посетить семейный обед, купить цветы будущей теще и так далее. Так что я тоже шел хмурый и на часы глядел.

Ангелика не ответила. Она не выглядела ни бледной, ни испуганной, ни слишком встревоженной, скорее задумчивой и усталой. Лей отвез ее домой и проводил до дверей ее комнаты. Она не нравилась ему, очень не нравилась. На прощанье он взял ее руку и заглянул в глаза проникновенными темно-серыми глазами, что всегда неотразимо действовали на впечатлительных женщин.

— Гели, успокойтесь. Я постараюсь отыскать Вальтера и позвоню вам. Ничего с ним не случилось! Пьет где-нибудь, прощаясь с холостяцкой жизнью. Вам тоже не помешала бы рюмка коньяку. Постарайтесь поменьше думать. До пяти я вам позвоню.

В квартире никого не было. Прислуга ушла по случаю выходного. Адольф, видимо, все еще находился у Гессов или уехал по делам. Ангелика медленно прошлась по всем девяти комнатам. Она несколько раз останавливалась, открывала шкафы, выдвигала ящики столов. В кабинете Адольфа она открыла все ящики и долго глядела в каждый. Она понимала, что ищет что-то, но не могла вспомнить что. Голову как будто набили ватой. В баре она отыскала коньяк и выпила две рюмки. Потом снова вернулась в кабинет. Присев на корточки, принялась шарить в ящиках руками и скоро нащупала большой холодный пистолет с длинным стволом и широкой рукоятью, совсем не похожий на ее изящный браунинг. Этот был тяжелый, неудобный и резко пах сырым металлом. Гели взяла его в обе руки и, прижав к животу, унесла к себе. Она положила его в кресло, заперла дверь, села в кресло напротив и посмотрела на стенные часы. Эти часы всегда немного отставали, минуты на три. Сейчас на них было без четверти три.

Давайте рассуждать здраво, предложил Роберт. Что ж, давайте рассуждать именно так. Вальтера увели… Если друзья, Роберт быстро найдет его в одном из кафе Швабинга. Если враги, он тоже найдет. Он сумеет. В первом случае он позвонит, как и обещал — до пяти. Во втором, возможно, тоже позвонит, но возможно, и — нет. Итак, если он не звонит до пяти, что тогда делать? Бежать к Адольфу и умолять? Зачем? Он все пообещает. Даже клятву какую угодно даст. Но он все равно убьет Вальтера. Не теперь, так потом. Как странно, что кто-то может этого не понимать! Как странно, что они все не видят того, что ясно видит она, — он убийца. Кто же тогда они? Эльза, Роберт, Рудольф, Маргарита… И почему они так накрепко связаны с ним?.. Чем? Нет, ей этого не определить, потому что она сама связана, и пока жива эта связь, она тоже убийца. Да, это так! Это не Адольф, а она, Ангелика, убьет Вальтера, если останется жить…