Елена Съянова - Плачь, Маргарита

Рудольф сочувственно кивнул. Когда он вышел, его поджидала Грета. Она теперь гораздо спокойней разгуливала по дому, поскольку тех, кто в нем оставался, она не стеснялась.

— Ну как он? — спросила она брата.

— Температура высокая, говорить не может… Но настроение выравнивается, по-моему. — И мысленно добавил: «Таких фокусов, как твой герой, Геббельс себе не позволяет».

— Бедный Йозеф!

— Что это тебя на Шекспира потянуло?

— Почему на Шекспира? — Маргарита в недоумении оглянулась на появившуюся сзади Ангелику.

— Бедный Йорик! — подсказала та. Только что прочитанный «Гамлет» стоял в ее памяти, точно огромная сверкающая скала.

Грета еще больше удивилась:

— Руди, ты, по-моему, переутомился немного.

— Вы для чего сюда шли? — рассердился он.

— Просто узнать, как Йозеф.

— Узнали? Теперь топайте к себе.

— Мы что, арестованы? — возмутилась Маргарита. Гели дергала ее сзади за рукав. — Да не стану я больше сидеть взаперти! Мы в театр хотим или хотя бы просто погулять за этот забор проклятый! Мы же города не видели почти!

— А вас кто сюда звал?! — рявкнул Гесс. — Сами явились! Одни проблемы с вами!

— Не кричи на меня, — шагнула к нему сестра. — Да, явились! Да, сами! Ну и что?

Он взял себя в руки.

— Девочки, я прошу — побудьте дома. Может быть, вечером съездим куда-нибудь. У меня дела; фрау Геббельс должна приехать — нужно встретить ее.

Маргарита окинула его холодным взглядом; Гели изо всех сил тянула ее за собой. Когда они удалились, Рудольф посмотрел на часы. Магда прилетит часа через три-четыре; у него еще оставалось время доделать кое-какие дела, порученные ему после отъезда коллег. Но все мысли крутились вокруг главного — где Роберт? Где? Неужели опять в каком-нибудь ресторане с красоткой? Неужели пьет? Это не укладывалось в голове.

Страх за друга, смешанный с негодованием, сбивал с толку, парализовал волю — Рудольф из одной крайности кидался в другую и в результате ничего не предпринимал… Они познакомились летом 1924 года в доме Карла Боша, старинного приятеля Карла Хаусхофера, одного из магнатов — основателей «Фарбениндустри». Тогда Карл еще не оставил надежды приобщить Рудольфа к чистой науке и часто просил сопровождать его в качестве ассистента в тот или иной университетский центр.

У Боша собралось блестящее общество. Там Гесс впервые увидел кельнского банкира Курта фон Шредера, генерала Гренера, теперешнего министра обороны; получившего уже широкую известность финансиста Ялмара Шахта и еще множество знаменитостей. Из своих были Геринг, Грегор Штрассер с молоденьким помощником и другом Йозефом Геббельсом, а также — Вильгельм Кепплер, главный советник партии по экономическим вопросам.

Вечер был светский, с болтовней, обилием тонких вин и балом, во время которого Штрассер указал Рудольфу на одну из танцующих пар.

— Обрати внимание на партнера блистательной баронессы. Он работает в «Фарбен», химик, доктор наук Его там обожают все, даже ретрограды. Хочу заполучить его к нам. Светлая голова. Может быть очень полезен. Жаль только, пьет.

Примерно так же отозвался о химике и Кепплер: «Умница, хватка железная… Если б не пил!»

Гессу доктор Лей сразу понравился. Чрезвычайно живой, улыбчивый, с мягким юмором и той мерой серьезности в больших темно-серых глазах, что говорит о глубоком уме и печальном опыте прожитых лет, он не производил впечатления сильно пьющего. Во всяком случае, Рудольфу это показалось преувеличением. Рассеянно наблюдая за Леем, Гесс заметил, что пьет он действительно очень много — рюмку за рюмкой, прерываясь лишь на очередной танец или краткую беседу с кем-либо из гостей. Но по-настоящему неприятное впечатление ожидало его на следующее утро, когда за поздним завтраком у Боша кто-то сказал, что Лея привезли всего два часа назад мертвецки пьяного; друзья с трудом разыскали его в одном из ночных казино на окраине Бонна в полном беспамятстве, среди таких же упившихся до бесчувствия людей. И в тот же вечер Гесс встретил его на заседании кафедры Боннского университета как ни в чем не бывало беседующим с коллегами о синтетическом горючем, в технологию производства которого «Фарбен» вкладывала миллионы, и снова поразился, как этот элегантный человек и серьезный ученый мог провести ночь в грязном кабаке, среди человеческого отребья, с которым у него нет ничего общего.

Позже, познакомившись и сблизившись с Робертом Леем, Гесс никак не мог взять в толк — почему, начав пить, тот не может остановиться, пока не свалится где попало. Если бы не друзья, он давно бы утонул, замерз или просто разбился насмерть на какой-нибудь ресторанной лестнице.

«Роберт, что ты делаешь? Опомнись! Как можно так относиться к себе!» — убеждал он Лея после очередной пьянки до бесчувствия; но тот отделывался шутками или ласково посылал друга к черту. Лишь раз Гесс наблюдал позитивный эффект от принятия дозы. На очередном съезде в Нюрнберге перед своим выступлением Роберт почувствовал, что не может говорить — у него начался мучительный приступ заикания, изводившего его со времен войны. Полбутылки французского коньяка залпом немедленно привели его в норму, он говорил свободно и так накрутил им хвосты, что даже Геббельс позавидовал.

В остальных случаях эффект был ужасный — пьяный Лей делался груб, зол, отвратительно циничен, и, как следствие, — головные боли, нервные срывы, бессонница, с годами усугублявшаяся… Любопытно, что Роберт умудрялся напиваться даже в таких местах, где спиртного и не нюхали. Как-то раз Рудольф уговорил его отправиться с ними в горы, к протестантскому монастырю, где строго блюлись заповеди воздержания. Вечером все, усталые, улеглись спать, а наутро Лей был изумительно пьян, а вместе с ним — и полдюжины монахов, хотя ни у них, ни у альпинистов спиртного не было.

— Где ты взял водку? — допытывался потом Альбрехт Хаусхофер. — Это уму непостижимо! Не с неба же она свалилась, в конце концов!

— А главное, зачем? — с другой стороны наседал Рудольф. — Ведь здесь, в горах, в тишине, нервы сами успокаиваются.

— Во-первых, Господь, презирая фарисеев, всегда найдет чем утешить искренних грешников, — отвечал Роберт. — Во-вторых, это не у меня, а у монахов сдали нервы, а я в чужой монастырь со своим уставом не навязываюсь.

— Ты хочешь сказать, что монахи тебя напоили? — недоумевал Гесс.

— Естественно. Я их словом пронял, а они сбегали в погребок настоятеля.

Иногда с Робертом происходили вещи недопустимые. Так, во время воздушных гонок вокруг Цугшпице в Альпах Лей сказал Гессу и Герингу, что хочет испытать себя. Испытание заключалось в том, что он сел в свой моноплан, проглотив одному ему ведомую «норму» чистого спирта, и едва не врезался в гору, при этом умудрившись прилететь к финишу вторым.