Артуро Перес-Реверте - Тайный меридиан

Когда прошло достаточно времени, я сказал:

– Этот корабль вы и не могли найти по этим координатам: 37°32' широты и 1°21' восточной долготы по Кадису. По той простой причине, что его там никогда и не было.

Я заказал еще этих восхитительных помидоров по-мурсийски. Аппетит возбуждало и то, что они все время были перед глазами – в огромных глиняных мисках на стойке. Возбуждало меня и выражение лиц моих, с позволения сказать, сотрапезников, которое очень забавно менялось по мере того, как я раскусывал их орешек.

– У иезуитов была долгая картографическая традиция, – продолжил я, обмакивая хлеб в соус. – Сам Уррутия пользовался их помощью при составлении сферических карт… В любом случае научно-гидрографическая традиция Церкви идет издавна – первое упоминание о картографических работах мы находим в Деяниях апостолов; «И, вымерив глубину, нашли двадцать сажен».

Моя эрудиция не слишком их поразила, ясное дело, они теряли терпение. Он даже и не старался скрыть этого, положил руки рядом с тарелкой и смотрел на меня, явно думая: когда же этот идиот перестанет ходить вокруг да около? Она же глядела на меня с тем спокойствием, которое я осмелюсь назвать профессиональным – да, это она могла. Она ничем не показала, что без особого внимания следит за моими выкрутасами, наоборот, ловила каждое мое слово, будто это – чистое золото. Она умела манипулировать мужчинами. А до какой степени, я узнал несколько позже.

– Дело в том, – продолжал я между двумя ложками и двумя глотками, – что некоторые из самых выдающихся картографов – Риччи, Мартини, пер Фурнье, автор «Картографии» – принадлежали к ордену иезуитов… У них были свои системы картографического описания, свои миссии в Азии, Америке, свои собственные маршруты, свои уделы… Свои корабли, капитаны и штурманы. Бласко Ибаньес написал про них роман «Черный паук» и в определенном смысле был совершенно прав.

Я смаковал обед и всяческие подробности, оставляя на десерт главное сообщение. У иезуитов, рассказывал я дальше, были свои школы космографии, картографии и навигации. Они понимали, насколько важны точные географические сведения, и их приверженцы со времен самого Игнатия Лойолы обязывались доставлять все полезные ордену сведения. Да и маркиз Энсенада, заметил я, подцепляя на вилку кусочек спаржи, именно иезуитам повелел составить современную и подробную карту Испании для Филиппа V, однако она так и не была напечатана из-за падения этого министра. Рассказал я им и о близких отношениях этого министра с Хорхе Хуаном и Антонио де Уллоа, которые в Перу точно измерили градус меридиана. Одним словом, иезуиты в научных делах собаку съели. При этом, разумеется, имели и друзей, и врагов. И, соответственно, принимали меры предосторожности. Я сам по своей работе иногда встречался с документами, которые было трудно, а иногда и невозможно понять. У этих ребят-иезуитов была настоящая инфраструктура, то, что сейчас мы называем контрразведкой, – тут я слегка улыбнулся.

– Вы хотите сказать, что они употребляли шифры?

– Именно это я и хочу сказать, моя дорогая. Ваш корабль существовал в мире секретов и тайных языков. Как и все прочие, что принадлежали ордену, он плавал по морям, опираясь на карты Уррутии и других картографов, указывал широты и долготы как положено – Кадис, Тенерифе, Париж, Гринвич… – Я отпил глоток вина и выказал свое удовольствие, кивнув головой; официант только что вытащил пробку из второй бутылки. – Но одна хитрость тут была. Вы, разумеется, помните, что меридиан – понятие условное, оно всего лишь помогает определиться на карте, оно якобы изображает земную поверхность, используя сферическую проекцию…

Всего меридианов сто восемьдесят, и все они, в принципе, произвольны. Исходный меридиан, который кое-кто называет нулевым, может проходить где угодно, поскольку ни на земле, ни на небе нет знаков, которые указывали бы его местонахождение. Форма Земли, подобная сферической, позволяет любой меридиан считать начальным, каждый из них может претендовать на столь почетное звание.

И потому, до того как Гринвич, по всеобщему согласию, был признан начальным меридианом, в каждой стране был свой собственный начальный меридиан… – Я отпил еще один глоток и посмотрел на них, вытирая губы салфеткой. – Вы следите за моей мыслью?

– Разумеется. – Глаза темной стали смотрели на меня очень пристально, и я мог только восхищаться таким хладнокровием. – ...Короче говоря, иезуиты пользовались своим собственным меридианом.

– Совершенно верно. Но я терпеть не могу говорить коротко.

Кой медленно опустил голову, это был знак согласия и в то же время – полного изнеможения. Он взял свой стакан и на сей раз сделал глоток. Очень большой глоток.

– Значит, – сказала Танжер, – поправки, которые мы внесли в соответствии с вашими таблицами, надо было делать не относительно меридиана Кадиса…

– Конечно, нет. Их надо было делать относительного того тайного меридиана, которым иезуиты пользовались в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году для исчисления долготы на борту своих кораблей. – Я помолчал и улыбнулся, глядя на них. – Вы понимаете, к чему я клоню?

– Черт побери, – сказал Кой. – Выкладывайте поскорее.

Я просто восхищался им. По-моему, я уже говорил вам, что этот человек все больше и больше нравился мне.

– Дорогой друг, не лишайте меня удовольствия чуть-чуть потянуть с развязкой. Не лишайте меня его… Вам нужен меридиан, который соответствует 5°40' к западу от Гринвича. И проходит он точно по школе космографии, географии и навигации, а также астрономической обсерватории, которые до изгнания в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году принадлежали иезуитам и назывались Колехио Реаль де ла Компания де Хесус, а теперь это – Универсидад Понтифика….

Я сделал последнюю театральную паузу – але-оп, дамы и кабальеро, – и вытащил кролика из цилиндра. Хорошего кролика, белого, пушистого, с полной безмятежностью грызущего свою морковку.

– ..в нескольких метрах от колокольни кафедрального собора Саламанки.

Секунд на пять повисло глухое молчание. Сначала они переглянулись между собой, потом Танжер сказала: быть не может. Очень тихо сказала: быть не может, и посмотрела на меня, как на марсианина.

Вес словах не было ни возражения, ни недоверия, это была жалоба. В свободном переводе это означало: я – дура.

– Боюсь, что да, – обострил я ситуацию.

– Но это же означает…

– Это означает, – перебил я ее, не желая уступать главную роль, – что на этой широте, между меридианом Саламанки и академией Гуардиамаринас в Кадисе, на многих картах в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году еще нужно было учитывать разницу в сорок пять минут…