Патрик О'Брайан - Командир и штурман

Поскольку весь экипаж был при деле, Стивен отправился к своему деревянному насосу, через раструб которого ежедневно наблюдал за чудесами, происходящими в морской пучине, обитатели которой, видимо, самого доктора считали лишь деталью помпы. Впрочем, на сей раз его присутствие служило помехой в разговорах моряков. Он заметил эту скованность, и их тревога передалась ему.

За обедом Джеймс Диллон был весел: он пригласил к столу Пуллингса и Бабингтона, и их присутствие, наряду с отсутствием Маршалла, несмотря на хмурое молчание казначея, придало трапезе праздничный характер. Стивен наблюдал за лейтенантом, который присоединился к хору, исполнявшему песню, сочиненную Бабингтоном, и орал что есть сил:

— Молодцы! — воскликнул он, хватив кулаком по столу. — А теперь каждому по бокалу вина, чтобы смочить глотки, затем мы все должны выйти на палубу, хотя мне, как хозяину, неприятно такое заявлять… Какое счастье снова сражаться с кораблями Его Величества, а не с этими проклятыми каперами, — заметил он после того, как кают-компанию покинули молодые офицеры и казначей.

— Какой же вы, право, романтик, — заметил Стивен. — Ядро, выпущенное каперской пушкой, проделывает такое же отверстие, как и то, что выпущено королевским орудием.

— Это я-то романтик? — с искренним негодованием воскликнул Диллон, и в его зеленых глазах вспыхнул гневный огонь.

— Да, мой дорогой, — ответил Стивен, нюхая табак. — Вскоре вы начнете меня убеждать в божественных правах монархов.

— Что же, даже вы, с вашими нелепыми представлениями о равноправии, не станете отрицать, что король — единственное мерило чести?

— Ни в коем случае, — отозвался доктор.

— Когда я последний раз был дома, — продолжал Диллон, наполняя бокал Стивена, — мы справляли поминки по старику Теренсу Хили. Он был арендатором у моего деда. И там пели песню, которая весь день не выходила у меня из головы. Но теперь я никак не могу ее вспомнить.

— А что за песня — ирландская или английская?

— В ней были английские слова. Одна строфа звучала так:

Стивен насвистел мелодию и своим скрипучим голосом запел:

— Она самая. Благослови вас Господь! — воскликнул Диллон и, напевая, вышел на палубу убедиться, что матросы стараются вовсю.

«Софи» вышла в открытое море на закате солнца и взяла курс прямо на Менорку. Перед самым рассветом она снова направилась к берегу, подгоняемая свежим бризом, дувшим чуть восточнее норда. Однако в воздухе ощущалась осенняя прохлада и сырость, с которой в памяти Стивена связывался урожай грибов в буковых лесах; над водой стелился туман необычного бурого цвета.

«Софи» подходила к берегу галсом правого борта, держа курс на вест-норд-вест. Просвистали команду убрать койки и уложить в сетки; в воздухе стоял аромат кофе и запах жареной ветчины, которые смешивались воздушным вихрем на наветренной стороне туго натянутого триселя. Бурый туман по-прежнему скрывал находившуюся по левой скуле долину Льобрегат и устье реки, однако поодаль, там, где на горизонте маячил едва различимый город, восходящее солнце успело выжечь несколько пятен тумана. Остальные его участки могли скрывать мысы, острова, отмели.

— Знаю, знаю, эти канонерки пытались заманить нас в какую-то ловушку, — произнес Джек, — я еще ребенком понимал, что это такое. — Джек не умел притворяться и тотчас убедил Стивена, что ему прекрасно известен характер ловушки, во всяком случае, он хорошо представлял себе, какой она может быть.

Солнце нагревало поверхность воды, чудесным образом окрашивая ее в различные цвета, порождая одни туманы, рассеивая другие, рисуя замысловатые узоры теней, отбрасываемых туго натянутыми снастями и чистыми изгибами парусов на белую палубу, которую под настойчивый звук скребков драили, чтобы она стала еще белей. Внезапно на горизонте появился голубовато-серый мыс, а в трех румбах по правой скуле возник крупный корабль, под прикрытием суши мчавшийся на юг. Впередсмотрящий деловито объявил о его обнаружении, впрочем, после того как туман рассеялся, судно целиком можно было наблюдать с палубы.

— Превосходно, — произнес Джек, долго разглядывавший судно, а затем схвативший подзорную трубу. — Как вы полагаете, мистер Диллон, что это за парусник?

— Думаю, это наш старинный знакомый, сэр, — отозвался лейтенант.

— Я тоже так думаю. Поставьте грота-стаксель и приведитесь к ветру, чтобы сблизиться с испанцем. Швабры на корму, высушить палубу. Сейчас же отправьте матросов завтракать, мистер Диллон. Не угодно ли будет вам выпить чашку кофе вместе со мной и доктором? Будет жаль, если добро пропадет.

— С удовольствием, сэр.

Завтрак прошел почти в полном молчании. Джек спросил:

— Вы, наверное, хотите, чтобы мы надели шелковые чулки, доктор?

— Почему шелковые, скажите на милость?

— Все говорят, что врачу удобнее резать шелковые чулки.

— Да. Действительно, это так. Обязательно наденьте шелковые чулки.

Больше ни о чем не говорили, но сразу возникла непринужденная, товарищеская атмосфера, и Джек, поднявшись из-за стола, чтобы облачиться в мундир, обратился к Диллону:

— Ну разумеется, вы правы. — Он сказал это с таким видом, словно все это время они беседовали о принадлежности парусника.

Поднявшись на мостик, капитан еще раз убедился, что замеченное ими судно действительно «Какафуэго».

Оно изменило курс, чтобы встретиться с «Софи», и в эту минуту ставило трисели. В подзорную трубу Джек Обри видел алые борта судна, блестевшие на солнце.

— Всем на корму! — распорядился капитан, и, пока экипаж собирался, Стивен наблюдал за тем, как на лице Джека расплывалась улыбка, которую он тщетно пытался подавить, придавая ему серьезное выражение. — Матросы, — произнес Джек, — с наветренного борта от нас «Какафуэго». Кое-кто из вас был недоволен, когда во время прошлой встречи мы отпустили его, не попрощавшись. Но теперь, когда наши канониры стали лучшими на флоте, дело приняло совсем другой оборот. Так что, мистер Диллон, будьте любезны, прикажите очистить палубу для боя.

Когда капитан начал говорить, то половина экипажа смотрела на него, испытывая радостное возбуждение; приблизительно четверть моряков выглядела лишь несколько встревоженной, а остальные с озабоченными лицами смотрели потупясь вниз. Однако уверенное, радостное настроение, излучаемое капитаном и его помощником, передалось команде, и раздался восторженный крик «ура», вырвавшийся из глоток доброй половины экипажа. А когда началась уборка, уже можно было увидеть лишь четыре-пять хмурых лиц. Остальные, казалось, отправлялись на ярмарку.