Станислав Брехов - Смертельная печаль. Саби-си

Тут в моей голове молнией проскакивает план. Вот уж не знаешь, где найдешь.

– Да какие уж тут политзанятия, Станислав Сергеевич. С новыми заданиями бы справиться. Дело мне поручено ответственное. Не мне Вам объяснять, какое ответственное. Вы думаете, я в клубе был, кино смотрел или в чипке [3] пирожные трескал. Я в кабинете под лестницей был, – переходя на два тона ниже, сообщаю я и уже шепотом добавляю, – задание получал. Так что, на политзанятия у меня теперь и времени не останется.

Для замполита эта информация новость – это факт. Иронии в его глазах уже нет, серьезный вдумчивый взгляд. Он понял все мои интонации. Все мое нежелание расставаться с политинформацией, заменять ее написанием отчетов для «особистов».

– Ну что же, так или иначе, это занятие мы подготовим и проведем. А там дальше видно будет.

В тот день я поставил на кон свой единственный шанс. Сыграть на противоречиях двух своих начальников и, встав на сторону того, кто мне ближе, победить.

Политинформацию мы подготовили и провели на отлично. Командир, видно, остался весьма доволен. Уходя вместе с ним, замполит поднял вверх большой палец и подмигнул мне.

Так или иначе, это должно быть сыграло свою роль. Поскольку в особый отдел меня больше не приглашали. Встречаясь с особистом, я всегда нарочито громко его приветствовал. Реакции – ноль, как будто и не было нашего разговора.

Позже я много раз себя спрашивал, была ли это военная хитрость или малодушие, когда мне удалось избежать прямого ответа. Должен ли я был просто послать его к чертям и, оказавшись где-нибудь на Чукотке, дослуживать свой срок.

Не знаю почему, но тогда и, пожалуй, сейчас я находил себе оправдание. Надеюсь это чувство меня не покинет и в будущем.

После тех событий этот тип людей-провокаторов, стал мне знаком и даже понятен. Их задачи и поступки, необходимость среды, в которой мы жили, и, наверное, еще долго жить будем. Но и для нас самих это важно.

Всякий раз, оказываясь перед выбором, важно сделать правильный шаг. В какую сторону идти? Остаться ли человеком и переживать невзгоды или изменить себе и радоваться жизни, зная при этом, что делаешь это за чей-то счет. Это, очевидно, одно из правил бытия – никогда не чувствовать себя в этом мире легко. Трудности делают нас такими, какие мы есть. Именно трудности. В радостях нам некогда задумываться о себе.

И очень хорошо, что это было в моей жизни и именно тогда. Потом я часто благодарил судьбу за этот урок. Впредь я стану разбираться в людях лучше и постараюсь делать так, чтобы у них не возникало желание предлагать мне того, чего я не приемлю.

Хотел бы я знать, как в этой ситуации поступил бы мой отец, стал бы он искать из нее выход?

Возможно и даже скорее всего – нет. По его характеру было бы типичнее ответить отказом. Он прямее меня, честнее, определеннее. Мы, наше поколение, уже слишком избалованы компромиссом, знаем, что можно жить и так, и эдак, что называется «и нашим, и вашим».

Отец и Николай Николаевич – другие. Возможно, то, что они видели в своей не простой жизни, и сделало их такими некомпромиссными людьми.

Я считаю, что люди мельчают, они уже не готовы теперь жертвовать собой, как это делали наши отцы и деды.

Слишком много разговоров о ценности жизни и радости бытия. Хотя все эти разговоры остаются только словами. В армии и на флоте ребята гибнут даже в мирное время. Иногда – просто по глупости, недосмотру и разгильдяйству. Я уже не говорю о неуставных отношениях, тут вообще ничего не исправить, хоть половину армии пересажай.

Система не даст, пока ее не сломаешь. Сейчас работает только один закон – прав тот, кто сильнее или хитрее. Порядочному и слабому вообще не выжить. Он будет все три года в гальюне сидеть и чистить его зубной щеткой. Никакому начальству до него дела не будет, а если еще и гальюн чистый, то и подавно.

И все же, что бы я выбрал, окажись в безвыходном положении. Мне хочется верить, что не испугался бы поехать и на Чукотку и на Камчатку. А вот если бы в дисбат? Они могут подвести дело так «красиво», что и не поймешь, как там оказался. Тут уже другой расклад. Здесь, как говорил отец, «или-или». Хорошо, конечно, что так не случилось, но могло же, и я должен об этом помнить, должен думать. Чтобы в жизни не смалодушничать, нужно себя готовить к этому. Если ты готов к неприятностям, они, скорее всего, не случатся. Чуть расслабился, и тут уже, как говорится, «пришла беда – открывай ворота».

Таких, как мой отец, этими вещами никто бы и пугать не стал, они не такое видели. Но вот меня – можно. Неизвестно, на что человек способен, глядишь, и даст слабину.

Наверняка этот Морозевич все обо мне знал, кто я, откуда, кто родители. Работа у него такая.

И вообще, почему с такими родителями, то есть с таким отцом, меня на флот взяли, почему не в стройбат или желдорбат. Какие там, к черту, тайны, греби себе лопатой да траву кури.

Может, действительно в армии серьезно встал вопрос с некомплектом личного состава? Берут даже детей «врагов народа». А может, я все преувеличиваю, и за давностью лет об этом и думать забыли. Может то, что я два языка знаю, какую-то роль сыграло. Ну то, что я свободно английским владею – понятно. Они это знали, и это плюс. Мать преподаватель английского в школе. Да и в институте об этом на военной кафедре знали. Ну а то, что я по-японски бегло говорю, в институте не знали. Хотя, как знать, может, и знали, кому положено. И потом, сколько лет как отец с матерью женаты, сколько лету него русская фамилия. Сколько лет, как он на свободе. И нигде и никогда о нем плохого слова никто не скажет. Инженер он отличный. Его фото не раз видел на доске почета.

Может, и в органах появились умные люди. Поняли, что если человек тех, своих не предал, то и этим его бояться нечего. Погляди на него сейчас, никогда не скажешь, что он по рождению японец. Говорит так, что хоть русскому языку у него учись. Мыслит, как русский, японский язык употребляет не часто, сколько лет его помню, а ни разу не слышал, чтобы он говорил на нем сколь-нибудь долго. Внешностью такой у нас на Дальнем Востоке никого не удивишь, своих корейцев полно, да и за чукчу легко принять можно.

Да, компромисс дело хорошее на гражданке, а вот на службе, пожалуй, нет.

Если им часто пользоваться, не заметишь, как себя потеряешь. Сначала в одном уступил, потом в другом, затем в третьем и – сражение проиграно. На войне нужно идти до конца.