Станислав Брехов - Смертельная печаль. Саби-си

Тогда я еще не догадывался, что судьба уже готовит мне новые испытания. И через девять месяцев я вновь буду раздавлен ее колесом.

Воздух тяжелый, иду, вдыхая.

Мысли роятся в сознании смутном ,

Связь времен разрывая мыслью.

Косу волос тугих обрезаю.

Знаю, чувства свои убиваю этим.

Делать того нельзя, но

Как же быть, коль так скоро

Воды поток пронесся бурный,

Смывая все на своем пути.

Имя ему – судьба.

Мысли, работа, забота, чувства.

Все затмевает разлуки боль.

Я уже не иду – убегаю.

Прочь от себя самого бегу,

Да вот только пути не знаю,

От того ли душа пуста.

И не дано мне судьбу обмануть,

Как бы я не желал того.

Все идет к своему концу.

Логикой той, что понятна Богу.

Остановлюсь, огляжусь и скоро

Вдруг понимаю времени бег.

Ты уже не моя.

Так хорошо, как прежде,

Больше не будет нам вдвоем.

Что же случилось со счастьем нашим?

Оно оказалось столь мимолетным.

Но память не хочет забыть

Минут любви,

С тобой проведённых.

Я собираю мыслей силу

И обращаюсь к Тому,

В чьей воле помочь.

Всевышнего призываю на помощь,

Прошу – услышь, дай силы

Справится с болью – потери её.

Как бы все не случилось в жизни,

Как бы боль сильна ни была моя,

Помнить нужно мне бесконечно,

Что на все есть Воля Твоя.

Господи, не покидай меня,

Все остальное мне выносимо

Если знаю, что рядом Ты.

Теперь же спустя долгие годы мне все стало понятным. Мое чувство было столь огромным и всепоглощающим, таким острым и сладостным, что я начал забывать о главном, о чем забывать никогда нельзя.

В этом мире никого нельзя любить больше Бога. Как только ты об этом забываешь или, что еще хуже, не понимаешь этого вовсе, тебе об этом непременно напомнит судьба.

И напоминание это будет столь болезненным, сколь глубоко было твое беспамятство.

«Не сотвори себе кумира» – вот это как раз тот случай. Любишь ли ты до беспамятства своего ребенка, женщину, мать или вождя, что тоже возможно и, что я не раз встречал в этой жизни, ты рано или поздно прозреешь. Только прозрение это будет очень болезненно. Ты должен понять, что это всего лишь люди, и им никогда не стать тем, чем является для тебя Создатель. Никому из них не заменить Его и не дать тебе того, что дает Он. Никому из них не дано любить тебя так, как любит Он.

«Уважаемые пассажиры, у секции номер два начинается регистрация пассажиров, вылетающих рейсом 4112 в Магадан».

По зданию аэровокзала прозвучал голос неведомой мне девушки-диктора.

Красивый голос, подумалось мне, интересно было бы ее увидеть. Соответствует ли красота голоса ее внешности?

Когда три с лишним года назад я прилетел во Владивосток на военном Ил-76 мне казалось, что мой отлет отсюда так далек, что он так несбыточен, как если бы я думал о своей пенсии. А вот и пришел этот день. Да еще к тому же я также сильно не хочу улетать отсюда, как когда-то не хотел оставаться.

Очень хорошо помню тот день. Как шедшие нам на встречу по аэродрому «дембеля» и «годки», улетающие неизвестно куда, кричали нам: «Эй, сынки, вешайтесь, мы ваших девок поехали…»

Не знаю, было ли это кому-то обидно слышать, но мне точно – нет.

У меня на гражданке девушки не осталось. Так получилось, что в то время я ни в кого влюблен не был. Как, впрочем, и теперь.

Зарегистрировавшись и сдав свою фирменную спортивную сумку с подарками и дембельским скарбом в багаж, я налегке вышел на улицу. Подышу напоследок приморским воздухом.

Здесь во Владивостоке в это время еще очень тепло, а как там меня встретит мой Магадан.

Да и душно мне в здании. Одет-то я не по-летнему. Приготовился к ранней Магаданской зиме.

На мне морпеховский бушлат и офицерская пилотка. Неуставные ботинки и офицерские брюки. Если нарвусь на патруль, будут неприятности. Форма одежды у меня явно не соответствует уставу. Ну да ладно, не прятаться же мне от них после трех лет службы. Авось, и не разберутся: «кто где и кто чей».

Ну вот, только вспомнил о них, и они тут как тут.

Вижу, как, заметив меня, от противоположного угла здания двинулись в мою сторону трое военных. Так, офицер, капитан, и двое сержантов, все «сапоги», и то неплохо. По нашивкам, как будто связисты. Подходят, я спокоен, даже не стал застегивать бушлат. Мы приветствуем друг друга.

– Товарищ главный корабельный старшина, предъявите Ваши документы.

На вид капитан вроде мужик не злобный, говорит неспеша, еще молодой совсем. Лет двадцать пять на вид. Может, и не станет придираться к форме одежды. Я протягиваю свой военный билет и дембельское предписание.

– Слышь, старшина, ты бы народ не смешил, сними «тошнотика».

Один из сержантов заметил выглядывавший из-под бушлата значок парашютиста-отличника.

– Во-первых, не старшина, а главный корабельный старшина. Во-вторых, это не «тошнотик», а знак парашютиста-отличника. Разницу я тебе объяснять не стану, некогда. В-третьих, когда я два года отслужил, ты еще черпаком бегал, в лучшем случае. Так что проникнись уважением и не хами мне.

Капитан, слушая нас, внимательно изучал мои документы.

– Ты сержант не прав, извиниться тебе надо. Главстаршина на этот знак все права имеет. Номера части твоей раньше не встречал, но по первому ВУСу вижу; водолаз-разведчик, из ПДСС флота?

Сержанты переглянулись.

– Можно и так сказать.

– Ну-ну. – Капитан отдает мне военный билет. – А вот с формой одежды все же давай разберемся. То, что пилотка офицерская я не спрашиваю, на дембель едешь – простительно. А вот бушлат или застегни, или сними. Пока еще тепло совсем. А то расхлябанно выглядишь. – Он кривит лицо. – Не красиво. Когда самолет?

– Да зарегистрировался уже, иду на посадку сейчас.

Я снимаю бушлат, и оба сержанта меняются в лице, увидев на фланке медаль.

Капитан о ней, конечно, прочел. В военном билете лежит удостоверение о награждении.

– Ну, давай, брат, передавай привет Магадану, я там послужил чуток. На сопке. Хороший город, правда, холодный. – Он протягивает мне руку. – Небось, там уже зима?

– Может быть и уже. Часа через три-четыре узнаю.

– Смотри не попадись по прилету в комендатуру. Там она больно злая.

Читать дальше