Олег Бенюх - Подари себе рай

Болен начал декламировать любовные стихи великого германца, но вдруг остановился на полуфразе:

— А вы действительно немец?

— А что — во мне мало арийского? — усмехнулся Сергей, хотя сердце его при этом слегка дрогнуло.

— Как раз внешне вы очень даже ариец, хотя и не верю я во всю эту антропологическую белиберду. Говорите же вы… вы знаете, у меня был на стажировке очень толковый польский бакалавр. Вы только заговорили — я тотчас его вспомнил.

Сергей довольно убедительно рассказал про свое сиротство и про дядю по материнской линии. Отто фон Болен не был великим физиономистом, он был великим физиком. Он слушал Антуана Легара довольно рассеянно. Когда же тот кончил свой рассказ, он произнес: «Занятно». Вновь углубился в свои мысли и вдруг воскликнул:

— Вы знаете, почему я вспомнил о том поляке?! Ведь он однажды едва не убедил меня, что нашел решение теоремы Ферма. Конечно, это ерунда: сам великий Эйнштейн не мог ее решить.

— А то, над чем вы сейчас работаете, менее интересно, чем теорема Ферма?

— Более, более интересно, ибо в миллион раз практичнее. Да что там! Обуздание атома способно перевернуть всю историю человеческой цивилизации, облегчить бремя существования, дать людям счастье — не в вульгарном, жратвеннопотребительском, нет — в высоком, духовно-философском смысле.

— А как вы себе это практически представляете?

— Человек будет свободен от всех видов изнурительного труда. Атом будет заставлять работать станки и шахты, он будет пахать, сеять и собирать, он поведет самолеты и пароходы, он откроет путь к другим мирам. А люди будут развивать интеллект. Им не надо будет копить богатство или думать о куске хлеба: атом обеспечит и развитие свободы, и развитие разума.

— Хотел бы я жить в такое время! — искренно воскликнул Сергей.

— А оно не за горами, совсем нет, — Отто фон Болен улыбнулся: улыбка была чистая, светлая, детская.

— Я не физик, я коммерсант. — Сергей взял у проходившего официанта две рюмки с коньяком, передал одну собеседнику. — Но возникает вопрос — все, о чем вы говорили, относится к атому, который будет работать как штатский. А если как военный?

Отто фон Болен нахмурился:

— Да, есть такая угроза. И она вполне реальна. При определенных условиях может развиться такая реакция, которая приведет в конечном итоге к гибели всего живого на планете. Энергия раскрепощенного атома безгранична — и в мирном, созидательном, и в военном, людоедском ее применении.

— А вы, ваша лаборатория… — начал было Сергей, но физик остановил его резким жестом руки:

— Да, мы работаем и в том и в другом направлениях. Я, разумеется, против. Но одного моего желания или нежелания мало. В таких вопросах решают не ученые. Решают политики.

Вдруг он взорвался:

— То, чем меня и моих коллег заставляют заниматься в значительной степени, называется кан-ни-бализм!

Разговор бесцеремонно прервала юная миловидная блондинка. Обворожительно улыбаясь, она молча взяла под руку Отто фон Болена и увлекла его в главную залу, где зазывными волнами плескался вальс-бостон. Физик конфузливо улыбнулся Сергею — пардон, но дама есть дама. Тот понимающе улыбнулся. И пошел разыскивать Валери.

Празднование завершилось в три часа утра. Сергей трижды пытался продолжить беседу с хозяином замка, но всякий раз захмелевшие и безудержно веселившиеся гости лишали его такой возможности. Наконец все разошлись по своим комнатам в замке и гостевом флигеле. Валери и Антуан оказались соседями, но две комнаты им не понадобились. Он пригласил ее к себе на «nightcap», и она охотно приняла это приглашение. А далее… Далее было бы смешно и противоестественно, если бы не произошло того, что произошло.

Воскресный завтрак был поздним. Валери и Антуан оказались за одним столиком с Отто фон Болевом и юной блондинкой.

— Вы ему явно пришлись по душе, — шепнула Валери.

— Не вы — ты, — шепнул он.

— Ты, — ответила она, смущенно потупившись.

Разговор крутился вокруг последних известий — еврейские погромы по всей Германии, книжные костры в Берлине. Хозяин пребывал в состоянии мрачной меланхолии. Видно было, что ему активно не нравилось то, что происходило в стране.

— Был бы у нас рейхсканцлером Кропоткин… — задумчиво протянул он. И вдруг спросил Сергея: — Вы случайно не анархист?

— Я — нет, — быстро ответил Сергей. — Но вот мой кузен… Он физик, закончил Сорбонну. Он — отчаянно-убежденный анархист.

Сергей запнулся. Отто фон Болен терпеливо ждал продолжения. Наконец, словно преодолев внутреннее борение, Антуан Легар сказал:

— Не могли бы вы принять его на стажировку в своей лаборатории? Резерфордом он, может, и не станет, но что он будет прилежным и благодарным учеником — это я могу гарантировать.

Болен бросил на Сергея тяжелый, как тому показалось, полный скрытых подозрений взгляд. Раздумчиво сказал:

— Штаты мои предельно переполнены. Но… но, во-первых, у меня не было ни одного выпускника Сорбонны. Во-вторых, если ваш кузен такой же симпатичный малый… Присылайте.

До французской границы Фриц довез Валери и Сергея без приключений. Немецкий пограничник, франтоватый лейтенант, долго, придирчиво изучал паспорт Антуана Легара, цепким взглядом сверяя живой оригинал с вклеенной в документ фотографией. Небрежно коснулся пальцами козырька фуражки, процедил: «Прошу извинить, сущая формальность» — и, держа паспорт раскрытым, исчез в одноэтажном обшарпанном здании комендатуры, Сидевшие в машине переглянулись. Валери раскрыла ридикюль, посмотрелась в зеркальце, сняла с предохранителя лежавший под ним дамский браунинг; Фриц развернул автомобиль, открыл «бардачок», достал из лежавшей на кольте пачки бумажную салфетку, стал протирать лобовое стекло; Сергей, насвистывая арию из популярной оперетки, привычно нащупал на ремне под мышкой наган. Через десять минут пограничник вернулся в сопровождении солдата. Валери показала Сергею глазами на кофейного цвета «ситроен», стоявший на французской стороне. Сергей кивнул. Он знал, что там его встречает «кузен» (разумеется, не тот «кузен», о котором он говорил с Отто фон Боленом, тот будет прислан из Москвы). Лейтенант подошел, щелкнул каблуками, лихо отдал честь. «Тысяча извинений, мадам, месье Легар. Тысяча извинений. Если бы вы сказали, что вы внучатый племянник знаменитого венгерского композитора Франца Легара!» И он довольно скверно, но пылко пропел начальную строку героя оперетты «Продавец птиц».

— Счастливого пути, месье Легар.

Солдат поднял шлагбаум, и месье Антуан Легар, галантно поцеловав руку мадам Валери Эстергази и строго напутствовав шофера: «Береги мадам, дружочек Фриц», оказался на французской территории. Здесь пожилой жандарм, едва взглянув на паспорт, дружески приветствовал его: «Добро пожаловать домой, месье!»